Литература, посвященная анализу творчества Толкиена, необъятна, и в ней можно найти самые разные толкования его сущности - с позиций визионерских, христианских, исторических и т.д. Какие-то основания для таких толкований книги этого автора, несомненно, дают, но ни одно из них не объясняет достаточно убедительно, почему именно они из чисто литературного явления превратились в явление социальное. Целый ряд признаков свидетельствует о повышенной социальной значимости творчества Толкиена. Это - небывало длительная и устойчивая популярность, выражающаяся в мгновенном раскупании все новых и новых тиражей, в существовании клубов любителей, в наличии переводов на многие языки, в сбыте тысяч игрушек, компьютерных и настольных игр, так или иначе связанных с книгами Толкиена, в ролевых играх и фестивалях, собирающих сотни человек, в статьях и диссертациях. Ни один из авторов книг в жанре фэнтези [1], создавших свои миры, не удостаивался такого внимания. Не претендуя никоим образом на истину в последней инстанции, я попытаюсь изложить некоторые свои соображения на эту тему. Изложение будет вынужденно кратким, поэтому я не привожу ниже практически никаких цитат, подтверждающих те или иные положения, но хочу оговрить сразу, что такие цитаты существуют - можно обратиться к статьям и книгам специалистов, в том числе Т.Шиппи и Х. Карпентера, биографа Толкиена.

   Если брать слово "феномен" в его прямом смысле, как "нечто незаурядное, особенное", то на первый взгляд может показаться, что творчество Толкиена феноменом вовсе не является ни с литературной, ни с социальной точек зрения (даже если различать социальную значимость личности автора и его произведений). Попробуем определить, так ли это на самом деле.

   Что касается личной значимости, то уже при поверхностном ознакомлении с фактами биографии становится ясно, что Дж.Р.Р.Толкиен (1892-1973), ученый-лингвист, профессор Оксфордского университета, прожил весьма скудную событиями жизнь частного человека. Он не участвовал ни в политической борьбе, ни в каких-либо общественных движениях; след, оставленный им в науке, в узко-специальной области, также не относится к разряду мировых событий. Эрудиция, остроумие, знание древних языков - все это входило в обычный набор качеств университетской среды, как, между прочим, и художественное сочинительство в свободное от службы время. Такого рода "дилетантское" занятие литературой, естественно, не приносило изобильных плодов. (Вспомним Льюиса Кэррола, также университетского преподавателя с его, по сути, единственной книгой "Алиса в Стране чудес"). Список литературных (прозаических) сочинений Толкиена едва насчитывает 10 названий, включая три незавершенных работы, опубликованные уже после смерти. Если автор начинал писать более активно, он становился профессионалом. Но сложившаяся в викторианской Англии система отношений и жесткие рамки условностей не благоприятствовали свободному проявлению художественной одаренности - вспомним, например, что старшему современнику Толкиена, Р.Л.Стивенсону, решение заняться литературой как профессией стоило затяжного конфликта с отцом и долгих лет материального неблагополучия. Тем, кто не решался открыто идти против потока, оставалось лишь такое подспудное занятие литературным творчеством (К. Грэхем, талантливый прозаик, автор книги "Ветер в ивах", всю жизнь прослужил в банке). Характерно, что большинство произведений, созданных в подобных условиях, относится к жанру литературной сказки (генетически она - предшественница жанра фэнтези). И в этом смысле ничего феноменального биография Толкиена не представляла. Но как только мы сопоставим судьбы хотя бы нескольких книг аналогичного происхожден 1000 ия с судьбой главного труда Толкиена, доставившего ему славу, нам станет ясно, что необычное явление все же имеет место.

   Прежде чем углубиться в поиски причин, рассмотрим сперва чисто внешние моменты. Одним из общепризнанных показателей значимости книги является объем и частота ее публикаций. Популярны были и остаются и кэрроловская "Алиса", и "Нарния" К.С. Льюиса, но ни одна даже самая популярная литературная сказка не может сравниться по размаху популярности с трилогией Толкиена "Властелин Колец". После первого выхода книги в свет (1954-55 г.г.) она практически сразу была издана во всех англоязычных странах, первое издание перепечатывалось только в Англии 14 раз, в 1966 г. появилось второе издание, в 68-м - третье, с тех пор текст, уже полностью исправленный, перепечатывается каждые несколько лет; первое издание в США последовало уже в 1955 г., затем - в 1966, 67, 68, и каждое перепечатывалось много раз. Переводы: голландский - 1956 г., шведский - 1959 г., польский - 1960 г., итальянский - 1967 г., датский - 1968 г., немецкий - 1969 г., французский - 1967 г., японский - 1972 г., финский, норвежский - 1973 г., португальский - 1974 г., испанский - 1978 г., иврит - 1979 г., венгерский - 1981 г., сербо-хорватский и русский - 1982 г. Книга "Сильмариллион", весьма специфическая по стилю и содержанию, достаточно трудночитаемая, после первого издания 1977 г. выходила на английском языке в 1979, 1982 гг. и каждое издание многократно перепечатывалось. Переводы были изданы: датский, голландский - 1978 г., французский, итальянский, немецкий - 1979 г., финский, шведский, японский - 1982 г., испанский - 1984 г., польский - 1985 г., русский - 1992 г. Переводы на русский язык сильно запоздали, но к настоящему времени насчитывается уже 5 полных опубликованных переводов [2], и расходятся они с такой скоростью, что отыскать их в продаже - всегда проблема. В библиографических списках указаны многократные дополнительные тиражи и переиздания по 200 000 - 300 000 экз., иногда по несколько в год.

   Не очень серьезным, но существенным проявлением воздействия книги можно считать, в частности, зафиксированные в свое время журналистами надписи "Фродо жив!", "Гэндальфа - в президенты!" в нью-йоркской подземке (или ныне то и дело появляющиеся надписи эльфийским алфавитом и в подземном переходе Невского проспекта, и на стенах Харьковского университета). Сюда же отнесем многочисленность Толкиеновских обществ, отдельных от клубов любителей фантастики во всех развитых странах мира от Австралии до Японии. [Исключение представляют только мусульманские страны, но это не удивительно, если учесть зацикленность их на собственных проблемах и собственной культуре. Это исключение само по себе может послужить одним из ключей к истолкованию рассматриваемого нами феномена]. На территории бывшего Советского Союза наблюдается уникальное по размаху развитие ролевых игр, базирующихся на тематике книг Толкиена (и здесь также - за исключением мусульманских республик Средней Азии [3]). Для России и стран, воспитанных на русской культуре, восприятие писателя как учителя мудрости, властителя дум, т. е. превращение литературного произведения в общественное событие - явление обычное; известно, что зачастую здесь иностранный автор приобретал большую славу, любовь и влияние на умы общества, чем у себя на родине. Так было с Вольтером и Руссо, с Шекспиром, Байроном, Бернсом, Диккенсом. (Я называю только самые яркие примеры, и любопытно, что в списке явно преобладают писатели английские.) Но популярность Толкиена - прежде всего устойчивость ее (около 17 лет у нас и 44 года в всем мире!), несомненно, требует разбора и объяснения.

   Естественно было бы поискать ответ на наши вопросы в собственно литературных качествах книги Толкиена (под "книгой" мы понимаем весь комплекс: "Хоббит", "Властелин Колец" и "Сильмариллион", поскольку эти разновременные и разностильные вещи в комплексе дают полное изложение истории созданного Толкиеном мира и связ 1000 аны единой цепью событий). Специалистами разобрано на составляющие практически все, что поддается разбору. Можно уверенно утверждать, что Толкиен - отличный стилист, что композиция его книг продумана тщательно и логично выстроена, но ведь то же самое характеризует любую хорошую книгу. Установлено также, что в книге прямо или опосредовано отразились профессиональные интересы и эрудиция Толкиена, его религиозные убеждения, философские взгляды, события биографии. Углубляться в эти вопросы мы сейчас не имеем возможности, и потому ограничимся лишь кратким упоминанием.

   Разветвленное дерево книги выросло на почве научных интересов и увлечений автора. Как специалиста по истории литературы, прежде всего английской, Толкиена огорчало то, что мифологические и эпические предания древнейших обитателей Британии не сохранились. Как лингвист, он увлекался созданием собственных языков. Как филолог, восхищался красотой и сложностью старо-английской аллитерационной поэзии. С другой стороны, Толкиен любил и хорошо знал природу Англии и обычаи ее народа. Первыми ростками на этой почве, еще совершенно не предвещавшими будущий расцвет, были опыты по созданию "своего" языка на основе финского, упражнения в аллитерационном стихосложении. Потом появилось описание падения некоего города Гондолина; сам город и его обитатели куда больше похожи на средневековый город и реальных европейцев, чем на бессмертных эльфов, а гибель города от пожара и механических чудовищ отчетливо списаны с событий, одновременных с написанием текста - 1915 г.

   Впоследствии Толкиен периодически возвращался к этому кругу идей и впечатлений на протяжении 40 лет, и наконец из стилизаций под исландские саги и средневековые хроники, из перечня карликов-альвов, позаимствованного в "Эдде", из описания весьма реального Йоркшира, из воспоминаний о прочитанных в детстве романах Хаггарда, из знаний о кельтах, саксах и финнах, о греческой философии и древних языках вырос наконец "Властелин Колец" [4].

   Здесь уместно остановиться немного на вопросе о жанровой принадлежности книги [5]. Другие художественные произведения Толкиена - полноценные литературные сказки ("Фермер Джайлз из Хэма", "Кузнец из Большого Вуттона", "Хоббит" ); "Властелин Колец" - эпопея в жанре фэнтези [6].

   Определений этого жанра существует несколько, но и эмпирически можно вывести набор устойчивых признаков: наличие так называемого "quest", фантастических существ, действующих наряду с людьми, реальность магии - это признаки основные [7], но у Толкиена мы найдем и второстпенные признаки, такие как критичность ситуации (от действий героев зависит судьба мира), подчеркнутость конфликта между добром и злом, имитация подлинности вымышленного мира: ссылки на летописи, карты и т.д. Все это в книге есть. Использование элементов реальной истории и реальных языков - также распространенный, почти обязательный прием у авторов фэнтези (Говард, Урсула Ле-Гуин, Андерсон и др.)

   Стиль повествования у Толкиена - последовательный, логичный, неторопливый рассказ без каких-либо формалистических изысков. Стройность композиции, умелое нагнетание событий, уместный юмор и точно дозированная патетика - все это есть у Толкиена, но эти же качества отличают и десятки книг других талантливых авторов, также и в иных жанрах литературы.

   Таким образом, ни в исходном фактическом материале, ни в жанровой принадлежности, ни в структуре книги мы не находим ничего уникального, такого, что сразу объяснило бы нам необыкновенно сильную реакцию читателей. Льюис в своей рецензии на первое издание книги заметил: "Эта книга - как гром среди ясного неба. ... Героический роман, яркий, выразительный, уверенный в себе, вдруг явился в период почти патологического антиромантизма".

   Позволю себе высказать предположение: секрет кроется именно в том, что мы и 1000 меем дело с книгой, которую на протяжении практически всей своей жизни писал человек, не считавший себя профессионалом. Авторы, зарабатывающие на жизнь книгами в жанре фэнтези, даже лучшие из них, редко просматриваются как личности сквозь ткань их многочисленных произведений. У Толкиена же, на мой взгляд, личность определяет всю суть и структуру книги так же, как сумма его знаний определила подробности содержания. Перед нами - произведение вдумчивого и глубоко чувствующего человека, в силу полученного воспитания и усвоенных с детства условностей не привыкшего к откровенным душевным излияниям даже в кругу самых близких людей. Все, что он любит, все, чего не приемлет в природе и в людях, все, о чем он думает, вспоминает, вложено в текст огромной книги. "Под каждым могильным камнем похоронен целый мир", говорил Гейне. Относительно Толкиена это высказывание особенно справедливо.

   Таков первый элемент, придающий книге Толкиена уникальность. Другой элемент заключается в редком стечении обстоятельств: автор принадлежал одновременно к двум резко различным мирам, к веку XIX-му и веку XX-му. На стыке между чисто литературными и социальными аспектами творчества Толкиена лежит вопрос об отражении в нем событий реального мира. Вопрос этот распадается на два: как отразились события жизни писателя и дела большого мира?

   Биографические данные говорят нам, что в XIX-м в. Толкиен прожил всего около четверти своей жизни, но она была максимально насыщена важнейшими для него событиями; он успел вырасти, получить образование, сложиться как лояльный член общества до начала Первой мировой войны, которая, в сущности, обозначила реальный конец XIX-го в. как исторического периода, а не календарного отрезка времени. Та часть среднего класса, к которой Толкиен принадлежал - служилая интеллигенция - обладала, при полном усвоении незыблемых основ викторианства, рядом весьма привлекательных черт: гуманностью, богатством духовных интересов, тягой к творчеству; именно эта социальная прослойка потерпела максимальный психологический урон при наступлении нового страшного века. Толкиен участвовал в битве на Сомме, где впервые были применены танки, потерял на войне всех близких друзей по университету; из-за войны затянулось на несколько лет создание его семейного очага. На войне он навидался картин, предельно далеких от мирных дней ученого круга. А когда война кончилась, пришлось приспосабливаться к совершенно новым условиям жизни. Дети успели вырасти как раз к следующей войне... Стоит ли удивляться, что (если внимательно вчитаться в текст "Властелина Колец") основное настроение книги - это настроение умного человека, понимающего, что прошлое не вернется, но не способного и не желающего полностью интегрироваться в настоящем.

   Отношения с настоящим у Толкиена сложились своеобразные. В письмах и беседах с читателями он резко протестовал против поиска прямых аналогий между его текстами и злободневными событиями. По-видимому, он действительно искренне избегал таких аналогий и сознательно их не вводил. Толкиен обращался с реальностью примерно так же, как с финским словарем при создании эльфийского языка: известно, что он отбирал корни слов, руководствясь лишь их фонетическим благозвучием или соответствием задуманной системе, не заботясь о том, что они на самом деле значат. Но с действительностью обходиться столь же вольно нельзя, и аналогии неизбежно возникают - и самые общие, и вполне конкретные. Это составляет еще одно отличие книги Толкиена от типичной фэнтези, которая как правило базируется на эпоху варварства или феодализма, а век XX-й использует как оправу, отправную точку, контрастный фон. У Толкиена же, если задуматься, примет средневековья крайне мало, в любом случае разные народы Средиземья, существующие одновременно, живут в совершенно различных периодах. Детали скудны, но по ним примерно устанавливается, что Гондор - это XVI-й век [8], Рохан - раннефеодальный период, орки и эльфы вообще существуют вне исторического времени, у г 1000 номов родоплеменной строй, у хоббитов - примерно XVIII - XIX-й век. Причем век узнаваемо английский. Это подчеркивается, в частности, знаменитой сценой прощальной речи Бильбо Торбинса, которая напрямую списана (вплоть до отдельных реплик) с не менее знаменитой сцены речи м-ра Пиквика. Напомним также, что он намеревался отправиться в дальний путь в компании слуги Сэма и двух друзей [9]. [Кстати, хотя Толкиен и утверждал, что народ Рохана не имеет никакого отношения к англосаксам, никогда не жившим в степях, все же это именно англосаксы и по структуре общества, и по характеристике культуры, и по внешности и именам. Гондор же по некоторым приметам напоминает Англию времен Елизаветы [10] - получается, что хоббиты путешествуют по векам английской истории]. И противопоставление благородных героев инертной толпе, и представление о "высших" и "низших" народах (первоначально бывшее лишь темой для рассуждений философов; после фашистской "практики" XX-го в. порядочные люди уже эту тему не поднимали) - все это характерные приметы именно прошлого века.

   Век XX-й в столь явной форме в книге отсутствует. В свое время причиной негласного запрета на перевод "Властелина Колец" в Советском Союзе послужило мнение, будто под "угрозой с востока" подразумевался Советский Союз, что, несомненно, нонсенс, поскольку Толкиен был вполне аполитичен и равнодушен к любой пропаганде; другие считали, что Мордор, наоборот, есть воплощение фашистской Германии. Толкиен редко высказывался на подобные темы, но, разделяя общую позицию своего общества и народа, фашистов не любил как силу, враждебную культуре и угрожающую свободе Англии, и сын [11] у него во Вторую мировую воевал против них. Битва на Пеленнорских полях неизбежно представляется аллюзией на битву под Сталинградом. Это кажется более правдоподобным. И все же проводить прямые аналогии - дело совершенно неправомерное не только потому, что автор был против этого, но и потому, что аналогии лежат на более глубоком уровне. В книге присутствует ощущение неотвратимо наползающей тьмы, предчувствие конца привычного и светлого мира; это - общее ощущение поколения, жившего между двумя войнами. Оно отразилось в мемуарах военных и писателей, в художественных произведениях реалистического стиля, в социальной фантастике (И. Эренбург, "Трест Д.Е.", 1923, Бруно Ясенский, "Я жгу Париж" 1927, Олдос Хаксли, "Прекрасный новый мир", 1932, Р.Олдингтон, "Все люди - враги", 1933, Карин Бойе, "Каллокаин", 1940 и др.). Другие примеры: Моргот, жаждущий по-своему упорядочить мир и ради этого готовый уничтожить все живое; Саруман, не замечающий, какое зло причиняет миру его безудержное стремление к власти над природой; Эовин, стремящаяся вырваться из пределов женской судьбы, установленных обычаем и сражаться наравне с мужчинами; Барагир, предводитель партизанского отряда, выданного предателем, которому отрубили руку, чтобы удостоверить перед начальством его смерть (точно так погиб в Боливии легендарный Че Гевара); плачевные последствия промышленного переворота в Хоббитании, затеянного безответственными деятелями ради тщеславия и наживы; роль "маленького человека" во всемирной истории - все эти темы, ситуации и проблемы полностью принадлежат XX-му веку. Перечень можно было бы и продолжить, но эти примеры - наиболее очевидные.

   С другой стороны, заветные идеалы героев - гармоничная жизнь в согласии с законами природы у эльфов, упорядоченное, мирное существование под эгидой мудрого государя, умеющего соблюдать законы, им же самим установленные - у людей и хоббитов. Это - идеалы века прошедшего, XIX-го или даже XVIII-го. Таким образом, в основе книги лежит оценка современности с точки зрения предыдущей эпохи, с характерной для нее возвышенностью тона и примирительно-гуманистическим отношением к процессам исторического развития. Иными словами, жизненный опыт автора принадлежал к одному веку, а менталитет - к другому. Взгляд вперед, в еще не состоявшееся будущее, - вещь обычная для публицистики и научной фантас 1000 тики; взгляд назад - тоже обычен и для фэнтези, и для исторической литературы; но вот такая оценка настоящего изнутри еще неизжитого прошлого - большая редкость.

   Если попробовать свести воедино все составные элементы "Властелина Колец", то обнаруживается, что они охватывают чрезвычайно широкий круг явлений - истории древней и современной, литературы и философии, психологии социальной и личной, лингвистики, географии, этики... В XX-м веке - поскольку он уже подходит к концу, мы можем утверждать это вполне уверенно - трудно найти литературное произведение ни в одном из жанров, которое отличалось бы подобной широтой, глубиной, объемностью. Объединенные в целостную композицию, подкрепленные отчетливым и хорошо усваиваемым сюжетом, эти разнородные элементы взаимно дополняются, усиливаются, что, по-видимому, и производит на читателей столь сильный и длительный эффект.

   Разумеется, следует оговориться, что влияние книг Толкиена далеко не всеобъемлюще. Даже среди образованной читающей публики достаточно людей, которые едва слыхали о них (У холодных практиков на нее не найдется времени ). Какие личные и социальные особенности обуславливают увлечение Толкиеном, мы здесь рассматривать не будем - это тема для отдельного социологического исследования. На основании имеющихся эмпирических данных можно утверждать, что наибольшее воздействие книги Толкиена производят на людей, принадлежащих к той же социальной прослойке, что и он сам: преподаватели, врачи, инженеры, научные сотрудники и т.п. Это верно и для Англии, и для США, и для Италии, и для нашей страны. Отсюда следует еще один особый аспект читательской реакции - тяга к сотворчеству. Желание дописывать, додумывать сюжетные линии, объяснять и обосновывать поступки персонажей, анализировать географические карты Средиземья, сочинять песни и музыку, стихи и повести, рисовать иллюстрации и т.д. проявляют сотни людей в самых разных странах, и это явление вообще не имеет аналогов в истории литературы. Своеобразным видом коллективного сотворчества стали ролевые игры по тематике книг Толкиена, проводящиеся не только у нас, но и в США, Швеции, Испании, Венгрии и др. странах.

   После всего сказанного превращение книг Толкиена в социальный феномен уже не должно нас удивлять. Хотя они, как положено по законам жанра, уводят читателя от действительности, но в конечном счете лишь затем, чтобы вернуть к реальным проблемам. Дополнительным аргументом в пользу существенности именно этого аспекта творчества Толкиена может служить уже упоминавшаяся выше индифферентность к нему мусульманского мира, до сих пор не вышедшего (независимо от достигнутого материального уровня) за рамки средневековья, а с другой стороны, напротив, повышенный интерес в странах бывшего СССР, которым в силу стечения обстоятельств пришлось пережить перелом не менее резкий, чем испытывали люди поколения, жившего на рубеже двух веков.

   Правомерен вопрос, намеренно ли добивался автор такого эффекта или он возник сам собой, как часто случается с произведениями большого масштаба. Ответить однозначно на этот вопрос, по-видимому, невозможно, однако от этого сам факт не перестает быть фактом. Приведем в заключение слова самого Толкиена: "Однажды... я вознамерился составить сборник связанных между собой легенд(...), чтобы большие опирались на малые и были связаны с землей, а малые получали блеск от огромного космического фона и посвятил бы их просто Англии, моей родине(...) Я бы несколько крупных повествований разработал полностью, а многие мелкие оставил в схематических набросках, нанизал бы отдельные циклы на величественное целое и вместе с тем оставил бы поле для других умов, для других рук, владеющих живописью, музыкой и искусством драмы". Все сказанное выше свидетельствует о том, что намерение автора полностью осуществилось.