Я не люблю распространяться о себе и обычно выдаю «сухой остаток», то есть факты, которые имеют такое же отношение к моим произведениям, как и более пикантные подробности. Этой позиции я придерживаюсь не только потому, что такой уж у меня характер, но и потому, что мне не нравится современная критика, уделяющая повышенное внимание подробностям биографии автора или художника. Биографические подробности лишь отвлекают внимание от произведений (разумеется, я исхожу из допущения, что сами произведения внимания заслуживают) и мало-помалу становятся предметом самостоятельного исследования. Но познать истинную суть связи между произведениями писателя и фактами его биографии дано лишь ангелу-хранителю этого человека, если не Господу, а никак не самому писателю (хотя он знает больше любого исследователя) и, конечно же, не так называемым «психологам». Эти «психологи» (а также писатели, которые пишут о других писателях) чаще всего обращают внимание на факты, совершенно не существенные для понимания текстов того или иного автора, зато имеющие привкус скандальности: один пил, второй колотил жену, и так далее. К счастью, со мной ничего подобного не случалось. Но если бы даже и случилось — мне представляется, что художественное произведение возникает вовсе не из человеческих слабостей, а из неких «незамутненных» уголков души. Современные «изыскатели» сообщают, что Бетховен обманывал заказчиков и злостно третировал своего племянника. И что же? Не верю, что эти подробности имеют какое-то отношение к его музыке.

Отдельные биографические факты, несомненно, проявляются в художественных произведениях (но отсюда ни в коей мере не следует, что знание этих фактов помогает понять книгу или картину). К примеру, я не люблю французский язык, а испанский предпочитаю итальянскому,— однако, чтобы выяснить связь между моими язы­ковыми пристрастиями и языками во «Властелине Колец», потребуется много времени; вдобавок, это ничего не даст читателю — как ему нравились (или не нравились) диковинные имена и названия в тексте, так они и дальше будут нравиться (или не нравиться), вне зависимости от того, что он узнает о моих языковых вкусах. Что касается «сухого остатка», он таков. Я родился в 1892 году и ранние годы жизни провел в «Хоббитании» домеханической эпохи. Что го­раздо важнее, я — христианин (как можно догадаться по моим произведениям) и принадлежу к римско-католической церкви. О последнем факте вряд ли можно догадаться по моим текстам; прав­да, один критик в письме уверял меня, что описание Галадриэли (как авторское, так и «глазами» Гимли и Сэма) и эльфийская песня-обращение к Элберет напоминают о существующем в католичестве культе Девы Марии. Другой критик обнаружил, что под путлибами скрываются облатки: поскольку они укрепляют волю и, затвердевая, становятся более «действенными», то здесь (по его мнению) мы имеем явный намек на эвхаристию.

Вообще-то я — хоббит (разве что рост великоват). Я люблю деревья, сады и немеханизированные сельские просторы. Я курю трубку и с удовольствием поглощаю простую деревенскую еду, и французскую кухню не выношу. Обожаю вышитые жилеты и даже осмеливаюсь носить их в наши скучные серые дни. У меня простецкое чувство юмора (утомительное даже для моих почитателей), спать я ложусь поздно и встаю тоже поздно .— естественно, когда удается. Путешествую я не особенно много. Люблю Уэльс (то, что от него осталось после строительства всех этих шахт и омерзительных приморских курортов) и валлийский язык, однако не был в Уэльсе уже много лет. Часто бываю в Ирландии (в Эйре — южной Ирландии), люблю этот остров и большинство его жителей, но вот ирландский язык вызывает у меня отвращение.

(Из письма Д. Уэбстер)








Copyright (c) Портал Средиземья
Hosted by uCoz