Аллитерационная поэзия составляет неотъемлемую часть творческого наследия Дж.Р.Р.Толкина (1892-1973): к аллитерационному стиху Толкин обращался как лингвист и филолог, как переводчик, как поэт и писатель. В предлагаемой диссертации предметом монографического исследования является аллитерационная поэзия Толкина, рассмотренная в общем контексте его творчества: поэтические тексты, созданные на основе подлинных образчиков аллитерационного стихосложения, максимально приближенные к таковым по форме и описывающие авторскую вторичную реальность. Осмысление подобных текстов в сравнении с первоисточниками и их интерпретация (перевод, сопоставление нескольких версий и создание на их основе единого произведения) представляется одной из важных задач данного исследования. Объектом исследования, таким образом, становятся художественные приемы, характерные для аллитерационной поэзии в частности и эпоса в целом и примененные автором в процессе построения вторичной реальности, средства создания художественного образа и образная система рассматриваемых произведений в сопоставлении с первоисточниками, элементы трансмифа и возможность использования их в авторской мифологии.

   Актуальность темы исследования определяется пристальным вниманием в современной филологии к механизмам художественного творчества в целом и мифотворчества в частности, и к месту мифотворчества в литературном процессе современности.

   Работа восполняет пробелы в изучении "апокрифического" творческого наследия Толкина. При изобилии критических работ как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении авторы, как правило, концентрируют внимание на "канонических" произведениях: на "Властелине Колец", "Хоббите", "малой прозе", до известного предела на опубликованном "Сильмариллионе". Все, что находится за рамками признанных основными произведений, исследователи склонны воспринимать как малозначащие черновики. Критики упрямо игнорируют тот факт, что мифотворческое наследие Толкина представляет собою гармоничное, многоплановое и многоаспектное целое, каждый элемент которого, будь то отступления, ссылки и эпизоды, оставшиеся "за кадром", или центральные, детально разработанные легенды, в равной степени важен. Ощущение глубины и многомерности толкиновского мира во многом создается за счет отсылок к сюжетным линиям и обработкам, не вошедшим в "канонические" тексты. Закрывать на это глаза означает существенно сужать и ограничивать восприятие литературных построений автора. Поэтому научная новизна работы состоит в том, чтобы восполнить по меньшей мере два пробела: 1) изучить отдельный пласт творческого наследия Толкина, до сих пор объектом исследования не являвшийся (ряд неоконченных аллитерационных поэм) и доказать его самоценность; 2) рассмотреть аллитерационное наследие не синхронически, но диахронически, как элемент непрестанно эволюционирующей структуры авторского мифа Толкина, как легенду в развитии и значимый этап становления легенды.

   Целью исследования, таким образом, является рассмотрение и оценка роли и статуса аллитерационной поэзии в творческом наследии Толкина. На основе сопоставления с подлинной традицией в диссертации выявляются и объясняются механизмы мифотворчества, пути и средства построения цельного и убедительного "вторичного мира" ("драма Фаэри") через взаимодействие разных уровней: от стиховой организации материала (аллитерационный стих) и свойственных ему поэтико-стилистических приемов, до фабул и образов, а также определяются возможности создания адекватных версий 1000 перевода поэтических текстов, составляющих неотъемлемую часть мифологического наследия Толкина, - версий, наиболее приближенных к форме оригинала с точки зрения метрико-ритмических, фонических и металогических структур и с наибольшей полнотой сохраняющих заключенную в оригинале смысловую и эстетическую информацию.

   Метод исследования в соответствии с решаемыми задачами носит комплексный характер. Традиционный историко-литературный подход к рассмотрению текстов, созданных в рамках традиции мифологизма, сочетается с детальным изучением поэтики на материале переводов ряда стихотворных произведений Аллитерационного Возрождения XIV века со среднеанглийского языка на современный английский язык ("Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь", "Перл"), выполненных Толкином, а также самостоятельных стихотворных произведений Толкина ("Lay of the Children of Hurin", "The Fall of Gondolin", "The Flight of the Noldoli") и обработок соответствующих сюжетов в прозаических версиях. Стихотворные тексты рассматриваются с учетом их принадлежности к разным периодам и стадиям творчества (от академического перевода к апокрифу, от черновиков до законченного произведения), к различным жанрам и степени завершенности; и анализируются с использованием методов лингвистической семантики и стилистики, с привлечением сведений из специфических областей литературоведения, таких, как поэтика и теория перевода. Критический анализ текстов в сравнении с подлинными поэтическими памятниками древнегерманской (главным образом, англо-саксонской) поэзии и Аллитерационного Возрождения XIII-XIV веков обусловил обращение к основополагающим работам русскоязычных и англоязычных германистов: О. А. Смирницкой, Т. Шиппи и др. В своем исследовании автор опирался также на работы представителей различных мифологических школ (Дж. Фрэзера, Дж. Кэмпбелла, Е. Мелетинского), а также этнологические, антропологические и философско-герменевтические труды К. Леви-Брюля, А. Ф. Лосева, Х.-Г. Гадамера, точнее, на те их положения, которые определяют соотношение мифа и художественного творчества. Элементы биографического литературоведения позволили подчернуть обусловленность ряда особенностей творчества Толкина спецификой его профессиональной деятельности.

   Практическая ценность диссертационного исследования состоит в том, что результаты могут быть использованы как для учебных пособий, так и в рамках курсов по истории английской и американской литературы, а также теории литературы, как иллюстративный и теоретический материал. Созданные на базе полученных теоретических выводов переводы должны заполнить существенный пробел в утверждении художественного наследия Толкина в нашей стране. Безусловное значение имеет также борьба с коммерческим подходом к переводу и изданиям текстов Толкина. Определение взаимовлияния и взаимопроникновения различных литературных традиций в процессе воссоздания древних образцов на ином фактологическом материале содействует формированию более полного представления о различных пластах английской культуры.

   Апробация. Ход работы и ее результаты обсуждались на заседаниях кафедры литературы МГЛУ. С докладами по теме диссертации автор выступал на ежегодном семинаре Толкиновского общества Великобритании в г. Борнемут (июнь 1994 г.), на конференции толкинистов в университете Манкато, США (2 мая 1996 г.), а также на Х Пуришевских чтениях в Московском государственном педагогическом университете (8-10 апреля 1998 г.). Положения работы использовались в лекционном курсе по истории английской литературы, прочитанном студентам заочного отделения и КП МГЛУ (1996-99 гг.).

   Структура работыопределяется поставленными задачами и целями исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии и приложений, содержащих перевод среднеанглийской поэмы "Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь" (часть 1) и незаконченной аллитерационной поэмы Толкина "Бегство Нолдоли".

   Основное содержание диссертации.

   Во введении обосновывается выбор темы диссертации, с учетом обзора предшествующих исследований творчества Дж. Р. Р. Толкина. Не считая "любительских" публикаций в фэнзинах, библиография "толкиноведения" включает в себя бессчетное количество монографий, сборников критических статей, материалов конференций и серьезных диссертационных исследований. К анализу произведений Толкина обращаются известные мастера стиха и художественной прозы и классики ХХ века: У. Х. Оден, К. С. Льюис, М. З. Брэдли и т.д.., а также профессиональные ученые-медиевисты: Ч. Мурман, Т. Шиппи и др. Характерно, что большинство критических работ посвящены анализу "канонических произведений" - в первую очередь "Властелина Колец" и "Хоббита". Начиная с конца 1970-х гг. публикации отчасти затрагивают "Сильмариллион" (Дж. Ницше, Дж. Мак-Лилан и др.). Критические отзывы на издания серии "История Среднеземья" сводятся лишь к журнальным рецензиям, авторы которых в большинстве своем отрицают самоценность посмертных публикаций, объясняя их коммерческий успех популярностью "Властелина Колец" (отзывы на "Книгу Неоконченных Преданий" Б. Сибли и Ф. Бухнера, рецензии на "Книгу Утраченных Преданий" I и II И. Хислопа и Дж. Йейтс, и т. д.). В подавляющем большинстве случаев авторы критических работ рассматривают произведения Толкина синхронически, как отдельно взятые, в отрыве от творческого наследия в целом, а не как элемент подвижной, непрестанно изменяющейся структуры, вне сложного взаимодействия внутритекстовых и межтекстовых взаимосвязей.

   Попытки определить место Толкина в контексте литературного процесса XX века неизменно приводят к тому, что устоявшиеся рамки оказываются тесны либо надуманы. Так, Т. Шиппи причисляет "Властелина Колец" к ряду "послевоенных" книг, ставших своего рода откликом на кризис западной цивилизации, признавая при этом, что мотивы романа "Властелин Колец" универсальны и, хотя и приложимы к конкретной послевоенной ситуации, не обязательно ею продиктованы. Упрощением было бы поставить мифотворческие построения Толкина в ряд "литературных мистификаций" либо соотнести с традицией английской литературной сказки. Не отрицая возможности проводить определенные параллели и делать сопоставления, приходится признать, что авторский миф Толкина - явление по сути своей уникальное, стоящее особняком: литературный эксперимент, не вписывающийся ни в одну из традиций, выходящий за рамки каждой из них, и даже суммы; породивший бесконечное количество подражаний, и в то же время по сути своей исключающий возможность повтора.

   Подход Толкина к литературному процессу, видение мифотворчества и его закономерностей, а также позиция по отношению к современным проблемам (точнее, право автора абстрагироваться от современности) наиболее убедительно сформулированы самим автором в лекции/эссе "О волшебных историях" и в полемической поэме "Mythopoeia". Подход этот в первую очередь христианский, а не гражданский. Библейское определение человека как "образа и подобия Божьего" находит непосредственный отклик у Толкина-христианина: человек, созданный "по образу и подобию", унаследовал многие из Его качеств, в первую очередь способность к творчеству, только на ином уровне и при помощи иных орудий: слов.

   Для обозначения механизмов вторичного творчества Толкин вводит понятие Драма Фаэри ("Faerian Drama") или Эльфийская драма ("Elvish Drama"), - мгновенное ощущение воздействия Вторичного Мира, порожденного фантазией, убеждение в его неподдельной достоверности. Названный "эльфийским" по аналогии с иллюзиями, при помощи которых, в народных поверьях, эльфы якобы заманивали в ловушку смертных, механизм также описывается при помощи термина "Чары", хотя в данном случае имеется в виду не магия, но убедительность художественных образов. "Чары создают Вторичный Мир, в который могут войти и создатель, и зритель, и мир этот будет восприниматься ими до тех п 1000 ор, пока они в нем находятся". Это означает выход за пределы Вторичной Веры, апогей вымысла, возможно, превышающий человеческие возможности; однако именно к этому стремится всякий вымысел. По Толкину, "драма Фаэри" - высший уровень творчества, на который только может претендовать литературное произведение. Сам Толкин успешно воплощает теорию на практике, заставляя читателя поверить во Вторичный Мир, на удивление реальный мир Арды, где Солнце и Луна - магические сосуды, сохранившие последние цветок и плод Светоносных Дерев; где деревья, и воды, и скалы говорят голосами стихий, а судьбы мира заключены в трех волшебных кристаллах, Сильмариллах Феaнора.

   И здесь - принципиальное отличие подхода Толкина к мифотворчеству на фоне общей тенденции к мифологизаторству в современном мире. К мифу обращаются "как к инструменту художественной организации материала и средству выражения неких "вечных" психологических начал или хотя бы стойких национальных культурных моделей" (Е. Мелетинский); иначе говоря, миф становится средством. В случае Толкина речь идет о возвращении к "буквальной мифологии", вере в "буквальное существование мифических образов" в пределах искусственно созданной системы, - то, что для современного восприятия, якобы, исключается. Согласно А. Лосеву, "Подлинная, буквальная мифология, основанная на буквальной вере в ее образы, есть достояние преимущественно мирового фольклора или отдаленных эпох человеческой истории". Благодаря мастерству построения "Эльфийской драмы", вера в мифические образы распространяется и на создателя, и на зрителя; пусть на уровне осуществления игрового принципа - "примата игры в отношении сознания играющего"( Х.-Г. Гадамер), где в качестве играющих выступают и автор, и реципиент.

   В первой главе настоящей диссертации "Толкин как переводчик" рассматривается филологическое наследие Толкина. В разделе 1 ("Толкин-филолог. Биография ученого") кратко очерчен путь Толкина-ученого и роль научных занятий, сформировавших его профессиональные, равно как и эстетические предпочтения. Основные "краеугольные камни" в профессиональной карьере Толкина (работа над составлением Большого Оксфордского словаря, сотрудничество с Э.В.Гордоном, преподавание в университетах Лидса и Оксфорда, перевод среднеанглийских текстов) стали важными вехами на пути к литературному творчеству. На материале настоящей работы мы пытаемся подчеркнуть, что именно профессиональное освоение подлинной традиции, обусловленное родом профессиональной деятельности, и возникающая на его основе своего рода "мистическая сопричастность" обеспечивают убедительность толкиновского мира; иными словами, успех Толкина-писателя невозможен без познаний Толкина-ученого.

   На протяжении всей жизни Толкин оказывался вовлечен в клубы и общества с ярко выраженной филологической направленностью, от студенческого T.C., B.S. до знаменитых "Инклингов". Пожалуй, именно неизменное присутствие "игрового начала" наряду с научной доскональностью составляет новаторство толкиновского подхода к филологии и лингвистике. Наличие "игрового", эмоционального начала - влиятельный фактор, благодаря которому "мистическая сопричастность" автора распространяется и на читателей, вовлекая их в пределы как толкиновского мира, так и реально существующей традиции. По утверждению Т. Шиппи, именно произведения Толкина вызвали в англоговорящих странах резкое повышение интереса к варварской культуре германских народов в целом. То же явление наблюдается и в нашей стране.

   В разделе 2 ("Аллитерационная поэзия: от "Беовульфа" до "Сэра Гавейна"") содержится краткий экскурс в историю аллитерационного стиха и характеристика Аллитерационного Возрождения (Alliterative Revival). В разделах 3 и 4 ("'Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь': манускрипт, форма, язык, содержание, возможности перевода", "'Перл': форма, значение, возможности перевода") рассматриваются возможности перевода отдельных поэм.

   В Англии аллитерационный стих в первозданной его форме вымирает вскоре после Нормандского Завоевания 1066 г. Строгая аллитерация "Беовульфа" исчезает, чтобы воскреснуть в "свободном" аллитерирующем стихе середины XIV века. Аллитерационное Возрождение как литературное направление утвердилось в первую очередь в западном Мидленде: на юге данной области было создано большинство ранних среднеанглийских аллитерационных произведений ("Вустерские фрагменты", "Брут" Лайамона и др.). В конце века аллитерационный стих распространился еще дальше на север и на восток. В северных областях созданы "Вюннере и Вастур", "Беседа Трех Возрастов" и, наконец, сборник поэм, вошедший в историю под названием "Гавейновский манускрипт".

   Поэмы неоднократно переводились на современный английский язык. В данном случае переводчика уместно уподобить автору исторического жанра: "он актуализирует прошлое, делая его доступным современникам" (А. Попович). Переводчик предлагает не точную копию оригинала, но допустимый эквивалент; а насколько успешно эквивалент заменяет оригинал, зависит от многих факторов.

   Точный перевод, основанный на "верности" первоисточнику, имеет как сторонников, так и противников. Согласно А. Лефевру, работы "написанные с точки зрения открыто провозглашенного буквализма, обычно односторонне рассматривают... чисто лингвистические аспекты процесса перевода. Влияние контекста как на оригинал, так и на перевод, по большей части, упускается из виду". Р. Богранд, напротив, полагает, что неудачи перевода проистекают в первую очередь от того, что не уделяется должного внимания именно лингвистическому аспекту переводческого процесса; то есть, от некомпетентности переводчика в одном из задействованных языков. Противоречие это отражает глобальный конфликт между "Яз." и "Лит.", т.е. лингвистикой и филологией, столь удачно разрешенный Толкином при создании новой учебной программы преподавания английского языка в Оксфордском университете. В художественных переводах Толкина оба аспекта, - верность духу и букве оригинала, - не вступают в противоречие, но дополняют друг друга, создавая версию, выгодно отличающуюся от прочих как с точки зрения близости к оригиналу, так и с точки зрения литературных достоинств. Характерным тому примером являются переводы поэм "Сэр Гавейн" и "Перл". Для сравнения различных подходов привлекаются переводы С. де Форд, С. Чейза и М. Боррофф ("Перл") и Дж. Вильхельма ("Сэр Гавейн").

   Переводимый оригинал включается в литературный процесс не только принадлежностью к определенным литературному стилю или направлению, но и своей девиационной ценностью. Норма, унаследованная от "классического" англо-саксонского стиха, - это стандартная долгая аллитерационная строка, где аллитерируют две "вершины" первой краткой строки и первая "вершина" второй. Однако автор "Сэра Гавейна" совершенствует традиционную технику, используя ряд нововведений: строки с четырьмя или пятью аллитерациями, два набора аллитераций в пределах одной долгой строки; иногда аллитерируют согласные глухие и звонкие, а последнее, неаллитерирующее слово в строке задает аллитерацию строки последующей. Силлабическая строка "Перла"гораздо более ритмизирована в сравнении с нерифмованной строкой "Сэра Гавейна", но, с другой стороны, аллитерация в ней размещается произвольно, зачастую приходясь на последний (и рифмованный) ударный слог. По сравнению с древнеанглийской поэзией и отчасти с "Сэром Гавейном", в аллитерацию гораздо чаще включаются группы согласных.

   "Литературно-историческая характеристика перевода означает не только обнаружение моделей определенных литературных направлений в стилистической реализации перевода, но и раскрытие специфических черт, которыми перевод нарушает данные модели" (А. Попович). В переводе Толкина воспроизводится не только норма, но и отступления от моделей литературной традиции, авторские нововведения. Подсчет аллитерирующих звуков и доскональное воспр 1000 оизведение структуры оригинала на уровне каждой отдельно взятой строки, вплоть до распределения ударных и безударных слогов - не бесплодный буквализм, но творческая интерпретация текста в его связях, комплексная реализация индивидуального и общего, в нем заложенного. Рифмованная структура (в частности, точные рифмы "колесика на подвеске", в переводах Вильхельма и Гарднера замененные на ассонансы) воспроизводится Толкином с той же тщательностью, что и аллитерационные схемы. В результате возникает перевод, практически адекватный оригиналу и способный функционировать в качестве его эквивалента.

   Словарный состав "Сэра Гавейна" включает в себя слова древнеанглийского происхождения и скандинавские и французские заимствования (приблизительно в равной пропорции). Частое использование синонимов, пришедших из англосаксонской поэзии, за которыми прочно закрепился "высокий" статус еще во времена "Беовульфа", а также употребление в поэтической речи определенных слов и плеонастических фраз, восходящее к англосаксонскому эпосу, позволяют охарактеризовать стиль "Гавейновского манускрипта" как приподнятый и возвышенный, вопреки попыткам современных переводчиков переложить "Сэра Гавейна" на разговорный, нарочито упрощенный язык.

   В своем переводе Толкин успешно воспроизводит стиль оригинала, чему способствует тщательный отбор лексики: во внимание принимаются не только оттенки значений слов, но и этимологические и исторические факторы, а также аллитерационная ценность. Недооценка одного из этих аспектов приводит не только к стилевой неадекватности, но и к искажению смысла, ряду анахронизмов и нелепостей, как зачастую происходит с намеренно "модернизированными" версиями. Убедительным тому примером служит сопоставление отдельно взятого синонимического ряда к слову man (муж, воин) в оригинале и в переводах: burne, freke, gome, hathel, lede, renk, schalk, segge, tulk, wyуe, knyght, lorde, mon, syr(e). При сопоставлении этого набора с тем, что использован в переводе Вильхельма, видно, что многие синонимы являются ярким примером исторического и стилевого несоответствия (buddy, baron, gent, и т. д.). Напротив, Толкин, предостерегавший против опрощения и ложного осовременивания в отношении "Беовульфа", в выборе слов демонстрирует ту же тщательность, стилистическую чуткость и чувство меры, как и в отношении формы.

   Все аспекты ритуализированной придворной жизни, - охота, архитектура и меблировка замка, одежда и вооружение, - описываются при помощи особой терминологии французского происхождения. На фоне нейтрального вокабуляра эти заимствования (capados, blaunner, polaynes, quyssewes, bryne, cowters, и т. д.) отчетливо выделяются как технические термины. По сути дела, в тексте перевода галлицизмы выполняют двоякую функцию: с одной стороны, реализуют жанровые особенности оригинала, обуславливая "жанровость" перевода, с другой стороны, являются элементами, указывающими на "иностранность" произведения, индикаторами его временной и национальной принадлежности.

   Толкин переводит термины на фонетическом и морфематическом уровне, так что ощущение "чужеродности" и обособленности нимало не теряется: большинство использованных Толкином заимствований в английском языке не ассимилировались (capadoce, sabatons, polains, cuisses). В большинстве случаев Толкин воспроизводит деривационные модели оригинала вместо того, чтобы заменять термины описательными эквивалентами современного языка (ср. у Вильхельма: "kneeplates" вместо "polaynes", "footwear" вместо "sabatouns"). Термины древнеанглийского происхождения также сохраняют свои этимологические характеристики в переводе: ("thongs" для "thwonges" (от OE thwang); "byrnie" для "bryne" (от OE "byrne") и т. д. Обращая пристальное внимание на этимологию слов, Толкин сохраняет все оттенки семантической и стилистической информации, заложенной в тексте оригинала, средствами современного языка.

   Переводы Толкина невозможно рассмат 1000 ривать вне контекста его собственного творческого наследия. Речь идет о взаимодополнении в литературном процессе: "литературы заимствуют друг у друга прямо или посредством переводов то, что им необходимо для их собственного роста, для их развития" (А. Попович). То же справедливо и по отношению к литераторам. Уроки, усвоенные в процессе переводческой интерпретации древних текстов, легли в основу создания собственной, авторской мифологии.

   В разделе 4 ("'Битва при Мэлдоне' и 'Возвращение Беорхтнота, сына Беорхтельма': от перевода к апокрифу") рассматривается переходная ступень между переводом и независимым творчеством: литературный "апокриф" "Возвращение Беорхтнота" как продолжение древнеанглийской поэмы "Битва при Мэлдоне" является характерным примером "вживания" в исходный текст. Отталкиваясь от текста оригинала, Толкин точно воспроизводит его форму, используя современный эквивалент англо-саксонского аллитерационного стиха, намеренно варьируя стили. Отдельные фразы и словосочетания являются "скрытым переводом" формулировок оригинала и служат дополнительным связующим звеном между первоисточником и продолжением. Развивая возможности текста оригинала, Толкин становится соавтором безымянного англо-саксонского поэта, вместе с ним пересматривает историко-культурные стереотипы и констатирует их смену.

   В основу сюжета "Битвы при Мэлдоне" легло исторически засвидетельствованное в Англосаксонских хрониках событие: местного значения битва англичан со скандинавами. Продолжение Толкина, написанное в форме драматического диалога (диалог двух слуг Беорхтнота, разыскивающих на поле битвы тело вождя), представляет собою "историческую оценку" происшедшего: события оцениваются "задним числом", участники сражения - посмертно. Героическое прошлое сменяется рационалистическим настоящим, становясь достоянием песен и легенд. Оппозиция между выдуманным и реальным, грубым фактом и поэтическим вымыслом, достигает апогея в сопоставлении Беорхтнота и Беовульфа ("Beorhtnoth we bear, not Beowulf here"): Беорхтнота ждет подчеркнуто христианское погребение, и, следовательно, судить его подобает с христианской точки зрения. На данном историческом этапе аутодеструктивный героизм Беорхтнота не только выходит за пределы необходимости и долга, но вступает с ними в разлад. Заключительные слова поэмы "Беовульф", "ond lofgeornost" (жадный до славы), созвучны основной характеристике Беорхтнота (glory loved he), что в устах автора поэмы звучит упреком.

   Во второй главе диссертации "Толкин как мифотворец" рассматривается ряд аллитерационных поэм, которые, невзирая на фрагментарный характер, составляют значимую часть мифотворческих построений Толкина.

   Результатом стремления автора создать "мифологию для Англии" явился многоплановый вторичный мир, реализованный через многообразие переложений и версий, отличных по форме, жанру, тону и степени завершенности, и кратко обрисованных в разделе 1 ("Мифотворчество Толкина: последовательность стадий"). Говоря о "мифологизировании" как литературной тенденции XX века, следует помнить, что речь идет главным образом об использовании отдельных элементов мифа, о "своеобразной замещаемости литературных и мифологических героев, мифологизация житейской прозы" (Е. Мелетинский). Однако в случае Толкина "мифологизация" выступает как явление самодостаточное, не как попытка переосмыслить существующую действительность путем привлечения мифологических прототипов, но как попытка создания альтернативной картины мира, основанной на авторских эстетических, моральных, художественных предпочтениях.

   Первой версией свода легенд стал цикл "Утраченных Преданий": впоследствии значительно переработанные, "Предания" легли в основу "Сильмариллиона", и, под редакцией К. Толкина, были опубликованы в первозданном виде в 1983-1984 гг., положив начало многотомной серии "История Среднеземья". Проект публикации незаконченн 1000 ых сочинений Толкина, отвергнутых вариантов и черновиков позволяет проследить эволюцию толкиновского мира во всех ее фазах, как процесс становления и развития мифа в миниатюре.

    Цикл "Утраченных Преданий", резко отличный от более поздних вариантов как по содержанию, так и по структуре, заключен в своего рода "обрамление". В повествование вводится фигура слушателя-рассказчика: мореход Эриол выслушивает от обитателей эльфийского острова Тол Эрессeа ряд последовательных сказаний, воскрешающих историю народа Эльдар эпизод за эпизодом. Фигура посредника и ссылки на мифический первоисточник восходят к средневековой традиции: опора на вымышленных авторов обеспечивала тексту право на бытие. Но уже на ранней стадии роль Эриола/Эльфвине существенно менялась по убывающей: от автора непосредственно ("Quenta Noldorinwa") до переводчика (обложка "Quenta Silmarillion"), переложившего ранее записанные предания на англо-саксонский и впоследствии переведенные на современный английский язык третьим лицом. Со временем Толкин полностью отвергает идею посредника и обрамления, и представляет легенды в качестве самодостаточного цикла, не поясняя их происхождения.

   Попытки изложить основные легенды цикла в стихотворной форме приходятся на время пребывания Толкина в Лидсе. Три поэмы написаны аллитерационным стихом: "Лэ об Эaренделе" ("The Lay of Earendel"), "Бегство Нолдоли" ("The Flight of the Noldoli") и "Лэ о детях Хўрина" ("Lay of the Children of Hurin"), произведение наиболее объемное и наиболее близкое к завершению.

   Раздел 2 посвящен незаконченной поэме "Бегство Нолдоли": произведение рассматривается как характерный пример "легенды в развитии", как переходный этап от ранних прозаических версий к варианту "Сильмариллиона".

   Заглавие первого из трех вариантов рукописей, "The Flight of the Gnomes as sung in the Halls of Thingol" ("Бегство Гномов, как о том пелось в чертогах Тингола"), предполагает, что читателю предложен не подлинный рассказ о событиях Первой Эпохи, но переложение более поздних времен. События "отодвинуты" во времени дважды: мы имеем дело с переводом древнего "первоисточника", или, точнее, с "переводом" на английский язык некоего старинного текста, который сам по себе является переложением еще более ранних песен или преданий. Между поэтом и реципиентом выстраивается многоступенчатая временная дистанция.

   Мифология находится на ранней стадии формирования и развития; это касается как географии, истории и теологии, так и генеалогий и имен будущих персонажей "Сильмариллиона". Эволюция ономастики идет в направлении отказа от английских "калек" и использования квенийских корней (e.g., для обозначения Второго Народа Эльфов слово Gnomes, "перевод истинного имени" заменяется "истинным именем", Noldo, восходящим к квенийскому nolwe - "мудрость, тайное знание").

   Сыновья Фeанора, числом семь, уже идентифицированы по именам, все из которых (за исключением Дамрода и Дириэля, впоследствии измененных на Амрода и Амраса), сохранились в более поздних версиях. В "Бегстве Нолдоли" индивидуализирующие эпитеты приобретают статус более или менее постоянных, а в поздних версиях окончательно закрепляются за персонажами (crafty Curifin, Celegorm the fair, dark Cranthir, и т. д.). Постоянные эпитеты либо соотносятся с этимологией имени, либо подчеркивают ту или иную отличительную черту персонажа; сами имена заключают в себе смысловую информацию, значимую для создания образа. С самого начала заметно, что имена имеют тенденцию образовывать аллитерирующие пары и "тройки": Maidros/Maglor, Celegorm/Curufin/Caranthir, Damrod/Diriel (устойчивый прием аллитерационной поэзии).

   В поэме содержится самый ранний вариант Клятвы Фeанорингов, оказавшей решающее влияние на историю толкиновского мира; впервые возникает версия, согласно которой Клятва произносится в Валиноре и до Исход 1000 а. Прозаический вариант "Сильмариллиона" повторяет слова Клятвы достаточно близко, чтобы предположить, что процитированный фрагмент является ее непосредственным источником.

   Автор использует современный эквивалент англо-саксонской аллитерационной строки, тщательно воспроизводя основные схемы распределения долгих и кратких слогов и типы аллитерации (полная, простая, перекрестная). Предпочтение отдается схемам А и B, в то время как схема D встречается крайне редко. С другой стороны, Толкин использует оба типа перекрестной аллитерации заметно чаще, нежели таковые встречаются в англо-саксонской поэзии. В изложении событий Первой Эпохи Толкин старательно имитирует древнеанглийские тексты; тем не менее, сказывается влияние более поздних образцов.

   В разделе 3 на примере "Лэ об Эaренделе" рассматривается один из основополагающих механизмов толкиновского мифотворческого процесса: постепенное движение от заимствований из подлинной традиции к независимому творчеству. В художественном наследии Толкина элементы трансмифа переосмысливаются заново, вбираются в "свернутом" виде, а затем разворачиваются в уникальности своего бытия, вступая в новые отношения и новые связи.

   Небольшой вводный отрывок в 38 строк вкратце описывает падение Гондолина, бегство уцелевших жителей по тайному переходу и битву у Кристхорна. Судя по внутритекстовым свидетельствам, в поэме речь должна была идти об Эaренделе, центральном персонаже толкиновской мифологии, посланнике и заступнике Эльфов и Людей, чей образ восходит к туманному упоминанию в англо-саксонском гимне.

   Фрагмент интересен тем, что иллюстрирует намерения Толкина увязать собственную авторскую мифологию с реально существующим эпосом. В "Утраченных Преданиях" в жизнеописании морехода Эриола (именно Эриол является связующим звеном между реальностью и мифом, между волшебным миром Эльфов и историческим прошлым Людей) фигурируют имена Хенгеста, Хорсы и Хеорренды; древнегерманские боги отождествляются с пантеоном Валар, а поселения на Тол Эрессeа соотносятся с географией Англии. Таким образом, две истории, - история толкиновского мира и история, зафиксированная в традиционных эпосах, - сливаются в одну. Подобный подход определен в романе "Записки клуба "Мнение": древние эпосы, неотъемлемая часть культурного наследия определенного этноса, в некоей бесконечно удаленной от нас точке прошлого сливаются с реальной историей. Возвращаясь назад, мы не можем сказать с уверенностью, "перетекает ли миф в историю, или история - в миф".

   Характерным тому примером служит ссылка на "Ваду хэльсингов" (Wade's Helsingas). Здесь образ Туора (Tur the earthborn) соотнесен с загадочным Вадой, персонажем, унаследованным из варварской мифологии и практически позабытым. Имя Вады, заимствованное из англо-саксонской поэмы "Видсид", служит гипотетическим связующим звеном с "реальной историей".

   В литературе средневековья имя Вады встречается лишь в качестве маловразумительных ссылок. В комментариях к вышеприведенному отрывку К. Толкин ссылается на издание Дж. Чосера 1598 г.; издатель, Спехт, упоминает в комментариях корабль Вады, "Гингелот"(= "Вингилот", корабль Эaрендиля). В критическом издании поэмы "Видсид" Р. Чеймберс суммирует все существующие упоминания о Ваде ("Сага о Тидреке", верхненемецкая поэма "Кудруна", ссылки Дж. Чосера и Т. Мэлори и т. д.) и, приняв во внимание все немногочисленные свидетельства, воссоздает древний прототип "Вады хэльсингов", наделенный следующими свойствами: 1) власть над морем; 2) исключительная сила, зачастую в сочетании с гигантским ростом; 3) использование и того, и другого в помощь тем, кому Вада покровительствует.

   Те же признаки в той или иной мере ассоциируются с упомянутым во фрагменте Туром (Туором более поздних версий). Туору покровительствует Улмо, морское божество; Повелитель Вод направляет Туора в потаен 1000 ное королевство Гондолин с посланием к Королю. В конце жизни Туор уходит на корабле в море - и не возвращается назад. Улмо со всей определенностью присущи отличительные черты загадочного Вады: могущественный владыка моря, воплощение водной стихии, он помогает тем, кому благоволит, оставаясь при этом грозным, внушающим страх божеством. Любовь к морю и некую мистическую связь с морем унаследовал у Туора его сын Эaрендиль: он отплыл к Западным Землям на корабле "Вингилот", как посланник к Валар от Эльфов и Людей. Таким образом, вся цепочка Ульмо-Туор-Эaрендиль отчетливо ассоциируется с образом мифического Вады, в той или иной мере унаследовав его атрибуты и черты, хотя "Вада хэльсингов" за пределами аллитерационного фрагмента нигде более не фигурирует.

   Эта отдельно взятая ссылка убедительно иллюстрирует "механизмы" толкиновского мифотворчества. Сперва возникает имя: Толкин заимствует из подлинной традиции неясное название или слово и наполняет его новым содержанием, созвучным стоящему за именем образу. Затем имя зачастую заменяется новым, образ преображается до неузнаваемости, однако едва уловимый отзвук остается: таковы ассоциации Туора с морем. Толкин вплетает элементы реальной истории в авторскую мифологию настолько искусно, что невозможно сказать с уверенностью, легенды ли эхом вторят подлинной поэзии, или подлинная поэзия сохранила смутные образы мифического мира, описанного Толкином.

   "Лэ о детях Хўрина", поэма, рассмотренная в разделе 4, позволяет проследить эволюцию отдельной легенды на материале нескольких версий и стадий развития - от непосредственного первоисточника (финский эпос "Калевала") через "Повесть о Турамбаре и Фоалoке" в "Утраченных Преданиях" ("The Tale of Turambar and the Foaloke") до детально проработанных прозаических вариантов "Сильмариллиона" и "Нарн и Хин Хўрин" (Narn i Hin Hurin), что, в свою очередь, немало заимствуют из аллитерационной поэмы.

   Повесть о Тўрине явилась своего рода отправной точкой развития авторской мифологии: влияние первоисточника заметно в ней весьма отчетливо. Трагическая история Тўрина, обреченного навлекать беды на всех, с кем его сталкивает судьба, представляет собою сознательную имитацию истории злосчастного Куллерво, персонажа "Калевалы" (руны 31-36). Одни параллели самоочевидны, другие до определенной степени завуалированы:

   1) Обе истории начинаются с описания войны: именно война лишает персонажа отца и семьи, в результате чего он воспитывается "на стороне". 2) Одержимость местью подчиняет себе жизни обоих героев. 3) Где бы ни оказались оба героя, они непременно навлекают несчастье на окружающих. 4) Оба героя на определенном этапе жизненного пути возвращаются к родному дому, обнаруживают, что дом покинут и заброшен, и это еще больше озлобляет их против недругов. 5) Герои мстят захватчикам, обосновавшимся на их землях. 6) В обеих историях присутствует мотив инцеста: герой по неведению обольщает собственную сестру. 7) Узнав правду, сестра бросается в реку. 8) Оба героя владеют магическим мечом, при помощи которого кончают с собой и с которым беседуют перед смертью. В целом, заключительный эпизод самоубийства Тўрина повторяет соответствующую сцену "Калевалы".

   Первоисточник существенно грубее толкиновской "переработки". Воспользовавшись основной сюжетной линией, Толкин вводит новых персонажей, добавляет новые драматические эпизоды и мотивы: зловещие артефакты, унаследованные недостатки, перемены имени в надежде повлиять таким образом на судьбу вплетаются в сложное полотно Рока, управляющего поступками героя. Тема влияния сверхъестественных сил в оригинале полностью отсутствует: своеобразная "мораль" легенды сводится к тому, что злоключения Куллерво проистекают от неправильного воспитания, неизбежным следствием которого является отсутствие здравого смысла. Соотношение между предопределением и свободной волей и неоднозначный вопрос о том, в самом ли деле человек беспомощен пе 1000 ред лицом Рока, или в состоянии противиться судьбе, и до какой степени, придают истории Тўрина глубину, наполняют новым содержанием. "Тўрин называет себя "Турамбар", "Победитель Судьбы", только для того, чтобы дерзкая похвальба эхом отозвалась в эпитафии: "A Turin Turambar turun ambartanen", "Победитель Судьбы, судьбой побежденный" (Т. Шиппи).

   В ранней версии ("Повесть о Турамбаре и Фоалoке"), непосредственно предшествующей аллитерационной поэме, могущество проклятия не ставится под сомнение. По мере развития легенды усиливается леймотив противоречия между Судьбой и свободой выбора и степень вины и ответственности Турина возрастает: таковы эпизоды жизни вне закона, эпизод с принятием отцовского шлема, овеянного "духом Рагнарек" и т. д. Деградация разбойничьей банды подчеркивает степень нравственного падения самого Тўрина: намеренно поставив себя вне моральных норм, он творит собственную судьбу. Будущее Тўрина складывается и формируется в настоящем; каждый малозначимый эпизод исподволь оказывает влияние на последствия.

   Аллитерационная поэма "Лэ о детях Хўрина" (1920-1925 гг.), несмотря на большой объем (более 2000 строк), представляет собою незаконченный фрагмент, что нисколько не умаляет ее ценности. С одной стороны, поэму отличают звучность и выразительность, характерные для древнеанглийского стихосложения, и яркая образность, сопоставимая с образностью германских мифологий; с другой стороны, она знаменует собою важный этап в эволюции преданий Древних Дней в общем и целом (I Эпоха) и отдельно взятой истории Тўрина. Поэма содержит небольшой по объему пролог без названия и три пространные части ("Воспитание Тўрина", "Белег", "Файливрин"); повествование обрывается на эпизоде о пребывании Тўрина в Нарготронде.

   Р.Уэст, анализируя технику "сцепления" ("entrelacement", термин, введенный Ф. Лотом применительно к старофранцузским романам) во "Властелине Колец", приходит к выводу, что автор возрождает средневековую романную форму: за кажущейся хаотичностью скрывается тонко продуманное единство. Не будет преувеличением утверждать, что техника "entrelacement" реализуется в пределах не только отдельно взятого произведения, но творческого наследия в целом. Переплетаются и взаимодействуют не только сюжетные линии и эпизоды и не только отдельные легенды: взаимодействуют обработки одного и того же сюжета, рукописи на разных стадиях создания.

   Такова прослеживаемая взаимосвязь преданий о Берене и Лутиэн и о Тўрине Турамбаре. Наличие ссылок на легенду о Берене и Лутиэн и пространное отступление, содержащее ее пересказ, подсказано несколькими причинами: во-первых, требования сюжета (изложение событий прошлого убедительно объясняет и мотивирует решение Морвен отослать сына к королю Тинголу); во-вторых, ассоциативная связь (отправляясь в Дориат, Тўрин и его спутники повторяют легендарный переход Берена); в-третьих, эмоциональное воздействие рассказа (история Берена и Лутиэн, несмотря на относительную близость во времени, уже стала вдохновляющей легендой, образчиком беспредельного героизма; к ней обращаются для укрепления духа; так, в романе "Властелин Колец" Арагорн в сходной ситуации поет своим спутникам анн-теннат на ту же тему). Обе истории сливаются в один текст; вплетая одну в другую, усиливая и подчеркивая связи в процессе переработки, Толкин искусно выстраивает единое целое, свод преданий, все части которого превосходно уравновешены, неразрывно связаны и непрестанно взаимодействуют одна с другой.

   Сподвижники Тўрина поют о "нерушимой клятве сынов Фeанора", и, вдохновленные примером из прошлого, приносят сходную клятву о "верности и дружбе в сражении и преданности в опасности" (641-642), в подражание легендарным Фeанорингам. Этот принцип "повторного действия" характерен для авторской мифологии Толкина: события легендарного прошлого повторяются снова и снова на ином уровне и в ином масштабе. Встреча Тингола и Мелиан, девы из рода Майар, по ea6 вторяется в последующей встрече смертного Берена и девы-эльфа Лутиэн, и еще позднее - во встрече Арагорна и Арвен; поединок песен-заклятий между Финродом и Сауроном перекликается с колдовским пением Лутиэн перед Морготом, и т. д. В поэзии Толкина этот принцип проявляется особенно наглядно: пространные исторические отступления и ретроспективные вставки вплетаются в многоплановое повествование, образуя сложное композиционное обрамление.

   Принцип повторяемости на ином уровне дополняется принципом "неповторимости", создавая двойственное ощущение уникальности, невосполнимости утрат и одновременно преемственности и взаимосвязанности. Пример тому - эльфийское королевство Нарготронд, что в поэме оформляется в одно из ключевых построений толкиновского мира. По словам К. Толкина, "Гондолин и Нарготронд были созданы лишь однажды, и более не переделывались. Они остались яркими и могущественными источниками и образами - возможно, тем более могущественными и яркими, что не изменялись, и неизменными, возможно, именно в силу своей яркости". Наиболее значимые творения создаются лишь однажды: Дерева Света, корабли Телери, Сильмариллы Фeанора, остров Нўменор. Нарготронд - из их числа: единственный в своем роде, непревзойденный и обреченный.

   Нарготрондский эпизод может послужить характерным примером того, как в мире Толкина реализуется принцип "слияния мифа и истории" и реализации первого во втором. В поэме Нарготронд - объективная реальность, во "Властелине Колец" (Ш Эпоха) - отголосок легендарного прошлого: о падении Нарготронда и Гондолина вскользь упоминают Гимли и Галадриэль, в подробности не вдаваясь. Однако именно благодаря смутным аллюзиям и ссылкам на прошлое, ставшее легендой - на Нўменор, Нарготронд, Гондолин, на историю, географию и культуру, сохранившиеся лишь в преданиях, историческая реальность "Властелина Колец" обретает глубину и убедительность.

   Развитие событий, обрисованное в поэме, обретает окончательную форму в "Нарн и Хин Хўрин": в более поздней, пространной прозаической версии легенды "Сильмариллиона", включающей все элементы и мотивы, сохранившиеся в результате придирчивого отбора из других пересказов. Однако это не значит, что "Нарн", финальная версия "Неоконченных Преданий", зачеркивает все предыдущие. История Тўрина - характерный пример того, как легенда развивается и эволюционирует шаг за шагом, обогащаясь новыми подробностями и усложняясь с точки зрения психологической интерпретации и философской проблематики.

   Основные наблюдения и выводы суммируются в заключении диссертации.

   По теме исследования имеются следующие публикации:

1. Миф работы Толкина // "Литературное обозрение", 1993, № 11-12. С. 91-104. 3.2 а.л.

2. Толкин здесь ни при чем // "Литературное обозрение", 1994, № 11-12. С. 92-95. 0.5 а.л.

3. Джон Рональд Руэл Толкин // Зарубежная детская литература: Учебное пособие. - М.: Издательский центр "Академия", 1998. С. 139-142.

4. "Возвращение Беорхтнота сына Беортхельма" Дж. Р. Р.Толкина как продолжение англо-саксонской поэмы "Битва при Мэлдоне" // X Пуришевские чтения. Всемирная литература в контексте культуры. Материалы научной конференции. -М.: МГПУ, 1998. С. 164-165.