Создание собственной мифологии - занятие, весьма популярное в ХХ веке. Но мало кому из современных мифотворцев удалось сотворить миф, с которым, в котором и ради которого можно жить, миф, который делал бы жизнь worth living (что, в конечном счете, является целью мифа). Какие дивные, изысканные, утонченные здания возводят модернисты, вооруженные новейшими теориями и художественными приемами, на почве многовековой традиции - чуть ли не от самых шумеров! И как легко эти сооружения рассыпаются прахом, стоит лишь автору покинуть башню из слоновой кости и выйти в суровый мир! Лишь угрюмый Замок Кафки высится нерушимо - но стоило ли трудa творить этот миф, который в лучшем случае делает жизнь worth dying? Но можно ли удивляться, что их попытки оказались тщетны? Разве может создать миф тот, у кого нет ни Бога, ни даже богов, человек, не знающий никого выше себя, ничего выше собственного жалкого разума, вечно терпящего сокрушительное поражение в войне с Бессознательным? Умер Бог. Еще раньше умерли боги.

Разуму не на что опереться, ибо абсолюта нет. И властвует Хаос. "Нет ничего. Все только сон. Бог, человек, вселенная, солнце, луна, россыпи звезд - все это сон, только сон. Их нет. Нет ничего, кроме пустоты и тебя... Но ты - это тоже не ты. Нет тела твоего, нет крови твоей, нет костей твоих - есть только мысль". (Марк Твен, "Таинственный незнакомец"). Мифология - это не религия. Это всего лишь рассказы о Том, или о тех, о ком религия уже сказала, что они существуют. Религия говорит, что небо и землю сотворил Господь, а мифология рассказывает, как это было. А потому для человека неверующего создать мифологию - все равно, что вытащить себя из болота за волосы - а это, как известно, пока что удалось одному лишь барону Мюнхгаузену. Основное, первое условие мифа - что в него в е р я т. Пусть с оговоркой, пусть с оглядкой, со множеством толкований и перетолкований - но верят. Когда в миф перестают верить, он становится сказкой, литературным произведением, не более. Это не значит, что литературное произведение не может стать мифом, - но для этого нужен Дон-Кихот, способный поверить в великанов величиной с башню (нужно заметить, что Дон-Кихоты встречаются не так уж редко). Миф создается от избытка, а не от недостатка. Это творение юности, у которой всего много, так что через край льется - юности человечества или человека. Человеку старому, опустошенному, разочарованному мифа не создать; не создать его и умирающей, худосочной культуре, не способной творить и живущей лишь передразниваньем творцов или эксплуатацией своего больного воображения. Миф - не опора, миф - игра: "Искусство не может быть жертвой, ибо она уже совершилась, не может быть искуплением, ибо мир вместе с художником уже искуплен, - что же остается? Радостное богообщение, как бы игра отца с детьми, жмурки и прятки духа!" (О. Мандельштам, "Скрябин и христианство").

Мифология Толкиена - именно такая игра. JRRT, при все 1000 м своем университетском образовании, был человек простой и то, что снобы называют "ограниченный". Из современной литературы он предпочитал фантастику, детективы и сказки, - а современная литература для него начиналась с Шекспира (включительно). Так что профессор прозябал в счастливом неведении о существовании модернизма, сюрреализма, футуризма и прочих "измов". Все эти слухи насчет того, что Бог будто бы умер, профессор, конечно, слышал, но всерьез не принимал. Он был ревностным католиком, и догматы католической церкви для него были такой же бесспорной истиной, как дыажды два - четыре. Так что в мифе как оправдании бытия мира и собственного бытия Толкиен не нуждался. Его задача была значительно проще. Через 35 лет после того, как JRRT начал составлять первый вариант своей мифологии, он писал в одном и своих писем: "I was from my early days grieved by the poverty of my own beloved country: it had no stories of its own (bound up with its tongue and soil), not of the quality that I sought, and found (as an ingredient) in legends of other lands. There was Greek, and Celtic, and Romance, Germanic, Scandinavian, and Finnish (which greatly affected me); but nothing English, save impoverished chap-book stuff". Просто создать английскую мифологию: ведь есть же греческая и скандинавская, так почему бы не быть английской? И он решил создать мифологию.

Но что значит "создать мифологию"? Сочинить? Миф - это то, во что верят, иначе он не миф. Но как можно верить в то, что ты сам же и сочинил? Только в одном случае: если ты не "сочинял", а угадывал. Но об этом позднее.

В начале было слово. И даже не одно, а целый язык. И даже не один: сначала было два языка, родственных, но далеких - приблизительно как немецкий и латынь. А между ними - историческая грамматика - дивная вещь! Какие передвижения согласных! А перегласовки - ах, какие там перегласовки! А что говорить об ассимиляциях? Это надо видеть... нет! Это надо слышать! А потом еще один язык, тоже, разумеется, родственный. И еще один. И еще... Но это было потом. А пока - язык ведь сам по себе не живет. Если есть язык, значит, есть народ, говорящий на этом языке. Народ есть - эльфы. Точнее, не народ, а раса, а народы разные, и разные языки. А у каждого народа есть мифология, история, легенды, сказки, песни - то, из чего язык и создается...

Первоначальный вариант мифологии - "The Book of Lost Tales" - была задумана как своего рода эльфийская "Младшая Эдда" - полное собрание эльфийских мифов и преданий, от сотворения мира до конца света. Все события, о которых в ней говорится, происходили в далеком прошлом, в некое "мифологическое время". Эта история облечена рамкой: некий человек, по имени Эриол ("thus did the people of isle [Tol Eressea] after call him, but of his former names the story nowhere tells") достиг берегов Тол Эрессеа, и живущие там эльфы рассказывают ему предания Предначальной эпохи (тогда, впрочем, еще не Предначальной - других эпох пока не существует). Поведали ему и пророчества о будущем конце света (1). Но и сам Эриол включается в историю эльфов - видимо, последний ее этап: во время его пребывания на Тол Эрессеа (и, в одном из вариантов, по его совету) эльфы решают начать Великий поход, Faring Forth, хотя время еще не приспело. Они призвали на помощь китов, те снова (в который раз!) отбуксировали остров к берегам Широких земель, эльфы высадили десант и начали войну; но люди встали на сторону Мелько (2), и эльфы потерпели поражение. Многие погибли; оставшиеся в живых faded ("истаяли"?) А остров Тол Эрессеа люди назвали Британией - вот как эльфийская мифология оказалась связана с Англией.

Надо сказать, что BLT кишит всем тем, от чего профессор так пылко открещивался 30 лет спустя, в статье "О волшебных сказках", уверяя, что всего этого он "терпеть не мог, когда был мальчишкой" - крохотные эльфы, изобилие английских аналогов уменьшительно-ласкательных суффиксов, и т.д., и т.п. BLT - это книга сказок, и начинается она так:

"Now it happened on a certain time that a traveller from far countries, a man of great curiosity, was by desire of strange l 1000 ands and thе ways and dwellings of unaccustomed folk brought in a ship as far west even as the Lonely Island, Tol Eressea in the fairy speech..."

Он приходит в главный город этого острова, и в одном тихом переулочке "his eye was arrested by a tiny dwelling whose many small windows were curtained snugly, yet only so that a most warm and delicious light, as of hearts content within, looked forth. Then his heart yearned for kind company, and the desire for wayfaring died in him - and impelled by a great longing he turned aside at this cottage door, and knocking asked one who came and opened what might be the name of this house and who dwelt therein. And it was said to him that this was Mar Vanwa Tyalieva, or the Cottage of Lost Play, and at the name he wondered greatly. There dwelt within, 'twas said, Lindo and Vaire who had built it many years ago, and with them were no few of their folk and friends and children. And at that he wondered more than before, seeing the size of the cottage; but he that opened to him, perceiving his mind, said: "Small is the dwelling, but smaller still are they that dwell here - for all that enter must be very small indeed, or of their own good wish become as very little folk even as they stand upon the threshold". В Мар Ванва Тьялиева живут в основном дети - и эльфы, и люди. И в доме этом есть комната, где зимой и летом пылает огонь в Очаге сказок. И вся величественная эпопея, известная нам под названием "Сильмариллион", впервые возникает на устах сменяющих друг друга рассказчиков: хозяев дома Линдо и Вайре; ворчливого и занудливого филолога Румиля (того самого, который изобрел первые письмена); привратника Ильфиниола-Детское сердечко - он самый старый из живущих в том доме, но всегда весел как дитя; владычицы острова Мериль-и-Туринкви; и даже маленькой девочки Веанне (она рассказывает историю Берена и Тинувиэль). Правда, BLT еще трудно назвать величественной эпопеей. Отрывки из первой главы, процитированные выше, дают представление о тоне повествования. В некоторых местах оно становится торжественнее, но все же общее настроение "сказки на сон грядущий" сохраняется. Книга явно была рассчитана (если вообще была рассчитана на кого-то) на детей - вместе с историей Турина Турамбара, и с падением Гондолина (кстати, одно из первых преданий), и со всем прочим. Во всяком случае, написана она именно так, как пишут для детей люди, у которых своих детей нет.

Основная особенность мифологии этого периода - ее близость к "фольклорной", исконной мифологии. Ей свойственна яркая, цветистая, варварская фантазия и безыскуственность. Боги, несмотря на свое "ангельское" происхождение, простодушны и ребячливы, как и все языческие боги. Мудрый Ауле, который "любил нолдоров больше всех эльфов", после их бегства из Валинора ожесточился против них, "for he deemed them ingrate in that they had bidden him no farewell" - ушли и даже не попрощались, такие-сякие! "Speak not, said he, the name of the Noldoli to me no more". Вот уж, действительно, "strange is to tell"! Лориен не позволял сорвать последний цветок Серебряного Древа, "being enamoured of its loveliness and lusting to see it grow mightier than the fruit of the noon", и дело кончилось тем, что цветок оборвался и упал наземь - вот откуда на Луне пятна. Что уж говорить о Тулкасе, который так и останется похож на скандинавского Тора: "Сила есть - ума не надо"! А история о том, как Мелько забрался на небо по гигантской сосне (кстати, он и теперь там сидит)! Она вполне под стать истории о том, как Тор ловил на удочку Мирового Змея ("Старшая Эдда", "Песнь о Хюмире").

В Валиноре, кроме светлых богов, живет еще вояка Макар со своей сестрицей Меассе: в его жилище "fought the vassals of Makar clad in armour, and a clash there was and a shouting and a braying of trumpets, but Measse fared among the warriors and egged them to more blows, or revived the fainting with strong wine that they might battle still; and her arms were reddened to the elbow dabbling in that welter". Бррр!

Эта мифология далеко не так упорядоченна, как строгий иерархический мир "С 1000 ильмариллиона". Нет еще четкого разделения на валаров и майяров. Боги "плодятся и размножаются" - впрочем, эта черта сохранится в мифологии довольно долго. "Низшие духи" - будущие майяры - отнюдь не столь возвышенны, как в "Сильмариллионе". Это они превратились здесь в наших домовых, водяных, леших, русалок и прочую "нечисть" - "yet must not they be confused with the Eldar, for they were born before the world and are older than its oldest, and are not of it..." Позднее от всей этой мелочи остался, кажется, один Том Бомбадил. Потому и брак Тингола и Мелиан (3) не выглядит таким уникальным событием, хотя, кажется, других подобных случаев не было. Браки между эльфами и смертными - тоже не такое уж небывалое дело (хотя в BLT упоминается только один такой случай, если не считать хромого Тамара - прообраза Брандира, правителя Бретиля из повести о Турине (Тамар вроде бы был полуэльфом); о Берене ниже). Ср. "Властелин Колец", Приложение I: "Было три союза эльдаров и аданов..."; и в "Атрабет Финрод ах Андрет" (одна из поздних работ - беседа Финрода Фелагунда со смертной женщиной Андрет): "Если Рок и допустит брак меж нашими народами, то лишь ради некой высшей цели. И краток будет брак тот, и конец его будет печален". Нет еще генеалогий, связывающих воедино всех действующих лиц "Сильмариллиона": Феанор - не сын короля Финве, и вообще не в родстве с королевским домом; Туор и Турин - не родственники (в "Сильмариллионе" они двоюродные братья); Берен - вообще не человек, а нолдор (соответственно, конфликт в "Повести о Тинувиэль" значительно менее напряженный, и развязка довольно натянута: Берен и Тинувиэль становятся-таки смертными, хотя совершенно непонятно, зачем это нужно, если оба и так должны возродиться).

В BLT нет еще многих концепций, принципиальных для позднейшей мифологии; прежде всего - нет идеи смертности людей в ее позднем виде: в этом отношении люди отличаются от эльфов лишь тем, что они живут недолго, а эльфы - гораздо дольше (хотя тоже не бесконечно - несколько десятков тысяч лет); но после смерти худшие люди попадают куда-то "beyond the hills, and Melko seizes them and bears them to Angamandi, or the Hells of Iron, where they have evil days", лучшие из лучших - даже в Валинор, а остальные - в пустынный край к юго-востоку от Валинора, где и блуждают до конца света. О том, что люди уходят за пределы мира, нигде не говорится.

BLT - не более, чем красивая и длинная сказка. Ее нельзя принять всерьез - да она и не рассчитана на это. Это детство мифологии Толкиена - беспечное цветение буйной фантазии, не имеющей отношения к реальной жизни. Это хорошее художественное произведение, а если оно не слишком правдоподобно, что ж такого? Автор и не думал, что кто-то поверит в это: он и сам в это почти не верит - почти. Но, бродя по улочкам "прекрасного Кортириона" - Уорика в Уорикшире, в самом сердце Англии - все-таки прислушивается, надеясь расслышать шаги эльфов...

"Книга утраченных преданий" осталась незавершенной. Профессор (тогда, впрочем, еще не профессор) очень любил шлифовать и "доводить до ума" свои книги, отделывать, переделывать, переписывать заново с самого начала, - и не очень старался заканчивать их. Единственное его крупное произведение, доведенное до печатного состояния - это "Властелин Колец", да и то лишь благодаря тому, что на JRRT тринадцать лет наседал издатель, требуя продолжения "книжки про хоббитов". Где-то в начале 20-х годов Толкиен оставил BLT и взялся за грандиозную аллитерационную поэму - "Песнь о детях Хурина"; довел ее до середины, начал с начала, и в 1925 г. бросил. Одолжив ее почитать кому-то из знакомых, он сопроводил ее "Очерком мифологии" - первообразом будущего "Сильмариллиона". Потом он начал "Песнь о Лейтиан" - поэму о Берене и Лутиэн; ее он довел почти до конца - точнее, до бегства из Ангбанда, - и тоже бросил (в 1931). А зря.

Во второй половине 20-х годов Толкиен познакомился с неким Оуэном Барфильдом, автором книги "Поэтическая речь" - о природе художественного творчества. Идеи Барфильда повлияли на Толкиена - не столько, впрочем, повлияли (профессор был не из тех лю 1000 дей, на кого можно "влиять"), сколько помогли выкристаллизоваться его собственному пониманию мифологии вообще и своего творчества в частности. Толкиен изложил его в своей статье "О волшебных сказках" ("On fairy-stories"). Было бы слишком долго пересказывать всю статью, да в этом и нет необходимости; отметим главное: понятие "вторичного мира". Писатель создает вторичный мир, живущий по своим собственным законам, которые отнюдь не всегда совпадают с законами "первичного", реального мира, но (в идеале) обладают такой же непреложностью (внутри этого вторичного мира). Задача автора - "не только создать "вторичный мир".., но и повелевать верой в него". А верят в него тогда, когда этот мир обладает "внутренней логичностью реального". Эту веру Толкиен называет "вторичной верой": слушатель (или читатель), зная, что этот мир вымышлен, добровольно отказывается от этого знания и входит внутрь "вторичного мира" - а внутри него правдиво то, что соответствует его законам. Но "каждый писатель, создающий вымышленный мир, желает в какой-то мере быть и творцом реальности". По воспоминаниям друга Толкиена, К.С.Льюиса, Толкиен доказывал ему (сохранилось стихотворное послание, "Mythopoeia"), что мифология - это не просто выдумки, но попытки человека падшего восстановить ту Истину, что была ведома ему до грехопадения. А потому всякая мифология содержит в себе осколки той, изначальной Истины. А значит, имеет отношение и к первичному, реальному миру! И ближе всего к этой Истине, как ни странно, сказки (к которым Толкиен, в принципе, относит и мифы - в английском языке нет слова "сказка" в нашем значении, и Толкиен, собственно, вводит новое понятие "fairy-story" - обычно сказки по-английски называются "fairy-tales"). Ибо сказка, по Толкиену, непременно должна кончаться хорошо. Толкиен даже выдумал специальный термин для сказочной концовки: в противоположность трагической "катастрофе" он назвал ее "эвкатастрофой", "хорошей развязкой". "Радость от счастливой концовки волшебной сказки... - вот одно из благ, которыми волшебная сказка особенно часто наделяет людей... Эта радость - неожиданно и чудесно снизошедшая благодать, которая, быть может, больше никогда не повторится... Она отрицает... полное и окончательное поражение человека и в этом смысле является евангелической благой вестью, дающей мимолетное ощущение радости, радости, выходящей за пределы этого мира, мучительной, словно горе... Когда наступает неожиданный поворот событий, ткань повествования словно взрывается, наружу устремляется сияние - и нас пронзает такая радость, будто исполнились самые заветные желания.

"Если писатель действительно достигает того уровня, который хорошо определяется понятием "внутренняя логичность реального", трудно представить себе, чтобы его произведение тем или иным способом не соприкасалось с действительностью. Соответственно, счастливую развязку любой удавшейся автору сказки можно объяснить как неожиданное и мимолетное проявление реальности или "правды", лежащих в ее основе. В счастливой концовке заключено не только утешение человека, окруженного реальными мирскими горестями, но и удовлетворенная справедливость, и ответ на вопрос: "Это правда?" Мой первый (и достаточно верный) ответ на этот вопрос был: "Да, если ты выстроил свой маленький мир хорошо, значит, для твоего мира все это правда". Этого достаточно для художника (или, по крайней мере, для художественной части его натуры). Но "эвкатастрофа" в один миг разворачивает перед нами более возвышенный ответ - далекое евангелическое сияние, эхо благой вести в реальном мире".

Эссе "О волшебных сказках" издано в 1947 г., но написано значительно раньше, а сами идеи оформились, видимо, к концу 20-х годов. И, как мне представляется, именно тогда и начал вызревать "Сильмариллион", каким мы его знаем. "Очерк мифологии" написан в 1926 г. Собственно, только тогда эта история становится "Сильмариллионом", повестью о Сильмариллах - в BLT они уже есть, но особой роли не играют, нельзя сказать, что повествование держится на них.

Начинается "зрелый период" мифологии Толкиена. Наверное, нет нужды рассказыват 1000 ь о нем подробно - он и так хорошо известен по "Сильмариллионy". Толкиен больше не пытался написать связного, законченного повествования, облеченного единой рамкой. История "эльфийства" ("Elfinesse") уже не кончается падением Тангородрима. Возникает история Падения Нуменора - Вторая эпоха (Толкиен говорил, что она родилась из сна, который часто снился ему в детстве: огромная волна накрывает зеленый остров). А потом Толкиен на тринадцать лет почти совсем забросил предания Первой эпохи - он пишет "Властелина Колец" (4). Так появляется Третья эпоха.

С тех пор, как Толкиен оставил BLT, он (кроме поэм и отдельных эпизодов) писал либо "Сильмариллионы" (существует несколько вариантов, причем скaзать, где кончается один и начинается другой, достаточно сложно - Толкиен имел обыкновение править по написанному, и вообще история его текстов - это целая отдельная история), либо "Анналы" - летописи Первой эпохи, которые делятся на "Анналы Амана" (или Валинора) - история Первой эпохи вплоть до гибели Деревьев и бегства нолдоров - и "Анналы Белерианда" - история войн с Мелько(ром). Сyществование "Сильмариллиона", каким мы его знаем - плод усилий Кристофера Толкиена. Толкиен не хотел издавать "С" в его нынешнем виде - он как раз собирался переписать его заново, только не успел. Как бы то ни было, то, что мы имеем в "Сильмариллионе" - это зрелый этап мифологии Толкиена. Он основан на понимании мифологии как "вторичной реальности", способной отражать реальность "первичную". И профессор стремится придать своему мифу максимальное правдоподобие. И, надо сказать, ему это удается.

Немного найдется в "Сильмариллионе" деталей, не соответствующих внутренней логике мира Арды. "Сильмариллион" обладает почти пугающей реальностью. Более реален только "Властелин Колец" - но это уже благодаря тому, что "Сильмариллион" - эпос, а "Властелин Колец" - роман. События "Сильмариллиона" - это "дела давно минувших дней", они изображаются с эпической дистанции, а действие "Властелина Колец" разворачивается у нас на глазах. К тому же, "Сильмариллион" - это сильно сокращенная компиляция, составленная Бильбо Торбинсом по эльфийским Книгам Мудрости ("Books of Lore"). Поэтому его стиль поневоле суховат и лаконичен. В подробных разработках отдельных эпизодов, созданных примерно в то же время, что и "Сильмариллион", чувствуется школа "Властелина Колец": на фоне эпического повествования время от времени возникают мелкие, интимные бытовые подробности, которые именно благодаря общему бесстрастному тону повествования производят колоссальное впечатление: эпические герои вдруг становятся необыкновенно живыми и понятными (похожее впечатление создается подобными деталями в исландских родовых сагах, только там это делается бессознательно).

Основная особенность мифологии этого периода - ее строгая, классическая выверенность, последовательность и логичность. Отчасти она, конечно, обязана этим опять же К.Толкиену, который сумел отобрать для публикации тексты, не противоречащие друг другу; но тем не менее на этом этапе мифология Толкиена действительно была стройной системой, объясняющей все устройство мира. Можно назвать это "классическим" этапом мифологии Толкиена. Если хотите, это на самом деле была мифология, в которую можно верить и на которую можно опираться в жизни.

Мне, к сожалению, неизвестно точное время создания текстов, вошедших в "Сильмариллион". Но зато я могу с уверенностью сказать, когда эта стройная, завершенная, совершенная система мифологии начала распадаться. По-моему, это связано с тем, что Толкиен сам начал верить в свои мифы. Сам факт, что Толкиен не хотел издавать "Сильмариллион" в его нынешнем виде, говорит о том, что "Сильмариллион" для него был более чем художественным произведением. "Внутренней логичностью" он обладает в полной мере - но Толкиену было необходимо, чтобы он не противоречил и внешней реальности. В письмах Толкиен убеждал своих поклонников, что все это он выдумал, выдумал, выдумал; упрашивал-умолял, чтобы они не принимали это за правду - но верил ли он сам в то, что говорил? Первый том "ВК" давался ему с великим трудом 1000 - профессор придумывал все новые и новые повороты сюжета, прикидывал и примерял, вычеркивал и переделывал. Но, начиная примерно с 3 книги, Толкиен уже не сочиняет, а ждет, когда оно "само напишется".

Он не выдумывал, он угадывал, как все было на самом деле (5). Он, похоже, сам изо всех сил старался не верить тому, что пишет. Но тогда - чем его не устраивал "Сильмариллион"? А в одном из своих писем он вспоминает, как однажды какой-то посетитель вдруг спросил его (совершенно гэндальфовским тоном): "Уж не думаете ли Вы, что Вы все это написали сами?" "- Ну, что Вы! - смиренно ответил я" (6).

На самом деле, это началось еще до того, как был завершен "Властелин Колец". Где-то между 1946 и 48 годом Толкиен написал новый вариант "Айнулиндале", который он сам называл "Round World Version". Эта "версия Круглого мира" основана на том, что Солнце было создано раньше Земли и на всем, что из этого вытекает, - короче, на современной космологии. Ведь эльфы получили знания о мире от валаров, из первых рук, можно сказать, - следовательно, они должны знать, как устроен мир на самом деле. То есть, профессор решил, что эльфийская мифология должна быть истинной в "первичной реальности", для реального мира. "This [`Flat World Version'] descends from the oldest forms of the mythology - when it still intended to be no more than another primitive mythology, though more coherent and less `savage'" (надо понимать, что теперь это уже нечто большее). В 1948 г. он отказался от этой мысли. "The Elvish myths are `Flat World'. A pity really, but it is too integral to change it". Но десять лет спустя он уже уверен, что "The High Elves living and being tutored by the demiurgic beings must have known... the `truth'... I was inclined to adhere to the Flat Earth and the astronomically absurd business of the making of the Sun and the Moon. But you can make up stories of that kind when you live among people who have the same general background of imagination, when the Sun `really' rises in the East and goes down in the West, etc. When however... it is the general belief that we live upon a `spherical' island in `Space' you cannot do this any more.

"One loses, of course, the dramatic impact of such things as the first `incarnates' [позднее обозначение Детей Илуватара - в отличие от айнуров] waking in a starlit world - or the coming of the High Elves to Middle-earth and unfurling their banners at the f i r s t rising of the Moon". Of course! И не только это! Если Солнце уже было - зачем тогда Два Древа? А Сильмариллы? И зачем тогда эльфы отправились в Аман? А вообще-то эльфийская мифология, оказывается, вовсе и не эльфийская. "The Mythology must actually be a `Mannish' affair. (Men are really only interested in Men and in Men's ideas and visions.)... What we have in "Silmarillion" etc. are traditions (especially personalized and centred upon a c t o r s, such as Feanor) handed on by M e n in Numenor and later in Middle-earth; but already far back - from the first association of the Dunedain and Elf-friends with the Eldar in Beleriand - blended and confused with their own Mannish myths and cosmic ideas".

Попытка приблизить мифологию к реальности погубила ее. Пытаясь спасти положение, профессор только еще больше испортил дело. Наступила старость мифологии - и она впала в детство. В поздних вариантах мифов попадаются такие "примитивы", каких не бывало со времен BLT. В BLT Мелько залез на небо по Тавробельской сосне и утопил в море Урвенди, деву, что правила ладьей Солнца, - в позднем наброске Мелькор захватил Луну (в другом варианте - сам создал ее, оторвав кусок Земли) и обесчестил Арен, солнечную деву; "she went up in a flame of wrath and anguish and her spirit departed from Ea". Чтобы сохранить неоскверненной хотя бы часть Арды, валары огородили Валинор Пелорами и еще накрыли сверху "малым небом" (Нур-менель), и Варда украсила этот свод искрами, повторявшими узор созвездий на настоящем небосводе (Тар-менель) - вот эти-то звезды и зажгла Варда. А Два Древа, значит, служили для освещения Валинора. И не очень понятно, как попал на не 1000 бо Эарендиль.

Работы по космогонии - не лучшее, что создал Толкиен в этот период. Он честно пытался разрешить проблемы, возникшие из-за изменения прежних концепций, но у него это не очень получалось. Bалары представали не в лучшем виде. Он усердно оправдывает их - но это только доказывает, что существуют сильные сомнения в их непогрешимости (в принципе, всегда было известно, что валары - "не ангелы", хотя и ангельского чину, и что им свойственно ошибаться - например, еще в BLT сказано, что призыв эльфов в Валинор, возможно, был ошибкой - "maybe indeed had the Gods did otherwise the world had been a fairer place now and the Eldar a happier folk", - но раньше это Толкиена почему-то особо не волновало). И вообще выходило немного натянуто. Но в то же время он много писал по поводу более насущных проблем, и эти работы куда интереснее.

             ...Старость - это Рим, который
             Взамен турусов и колес
             Не читки требует с актера,
             А полной гибели всерьез...

"Men are really only interested in Men and in Men's ideas and visions". Мифология и в самом деле все больше и больше очеловечивается. Это не значит, что эльфы Толкиена больше не интересуют - но он все чаще смотрит на мир глазами человека. Он занимается прежде всего проблемами, которые напрямую касаются людей (и эльфов): "the immortality (and death) of the Elves; the mode of their reincarnation; the Fall of Men and the length of their early history; the origin of the Orcs; and, above all, the power and significance of Melkor-Morgoth". Б'ольшую часть последней книги из серии "The History of Middle-earth" (собрания неоконченных работ и черновиков Толкиена), "The Morgoth's Ring", занимают философско-теологические эссе.

Лучшая, как мне кажется, работа в этой книге - "Атрабет Финрод ах Андрет", "Беседа Финрода и Андрет". В этом коротеньком тексте (всего 20 страниц; правда, там есть еще авторский комментарий, в два раза длиннее) обсуждаются почти все проблемы, перечисленные выше (кроме происхождения орков и перевоплощения эльфов). Очень характерно для этого периода оформление работы - это диалог. Андрет была "мудра и сведуща в преданиях людей и в науках, что были ведомы им... Во дни мира, прежде, чем Мелькор разбил Осаду Ангбанда, Финрод часто навещал Андрет. Финрод был очень дружен с нею, ибо она передавала ему свои познания охотнее, нежели большинство Мудрецов людей... И вот вышло так, что однажды весной Финрод гостил в доме Белемира; и разговорился он с мудрой женщиной Андрет, и зашел у них разговор о людях и об их судьбах". Сидят себе два интеллигента Предначальной эпохи (возможно, что и на кухне) и толкуют "за жизнь".

Вряд ли имеет смысл пересказывать их беседу - наверное, достаточно будет сказать, что Финрод, к своему великому удивлению, понял, что люди изначально должны были уходить из Арды вместе со своим телом. Но ведь это означает, что хотя бы частица Арды покинет пределы Эа - конечного мира, и обретет истинное бессмертие - "жизнь без конца" (эльфы бессмертны лишь в пределах Арды, то есть, когда Арде придет конец - а конец придет, ибо Арда сотворена, а вечен лишь Творец - вместе с ней придет конец и эльфам). "Феа (душа), что лишь странница здесь, в Арде, связана нерасторжимым браком с хроа (телом) из Арды, и разлука для них мучительна, но при этом оба должны следовать своему естеству, не подавляя друг друга. А это значит, что феа, уходя отсюда, должна забрать с собой хроа. А ведь это означает, не больше не меньше, что феа сможет вознести хроа, своего вечного супруга и спутника, к вечной жизни за пределами Эа, за пределами Времени! А через это Арда - хотя бы часть ее - могла бы не только исцелиться от порчи Мелькора, но даже освободиться от пределов, положенных ей в "Видении Эру", о котором говорят валары!.. Так вот зачем пришли люди - не последыши, а наследники, завершающие начатое, - выправить Искажение Арды, предвиденное прежде, нежели были они замыслены, и более того - явить величие Эру, возвысить Песнь и превзойти Видение Мира!" Людям было предназначено спасти Арду. Но ведь они 1000 пали и утратили свою мощь - так неужели же нет спасения ни людям, ни эльфам?

"- И надежды у вас нет?
- Что такое надежда? Когда ждешь чего-то хорошего, и знаешь, что оно может не сбыться, но может и сбыться, ибо есть основания тому? Нет у нас такой надежды.
- Есть две надежды, - ответил Финрод. - То, что зовут "надеждой" люди, мы называем "амдир", "взгляд вперед" (букв. "взгляд вверх"). Но есть еще другая надежда, ее основания - глубже. "Эстель", "вера", зовем мы ее. Никакие события в Мире не могут поколебать ее, ибо она зиждется не на опыте, но на нашем естестве и изначальном бытии. Ибо если мы воистину Эрухини, Дети Единого, Он не позволит лишить Себя Своего достояния - не позволит ни Врагу, ни даже нам самим. Вот первооснова эстель, и мы не теряем ее даже в предвидении Конца: что все Его замыслы неизменно ведут к радости Его детей".

И тут Андрет рассказала Финроду, что с древнейших времен существует у людей предание, "будто Единый сам вступит в Арду и исцелит людей и все Искажение, с начала до конца". Дальше, наверно, рассказывать не надо?

           ...И тут кончается искусство,
           И дышат почва и судьба.

"Нетрудно представить себе, что особое волнение и радость возникнут, если какая-нибудь особенно красивая волшебная сказка окажется исходно "правдивой", имевшей реальные корни и посвященной историческому событию, и при этом отнюдь не потерявшей своей мифической или аллегорической значимости... История Христа выше всех прочих волшебных историй, и она истинна. Искусство в ней подтверждено реальностью. Господь - отец всех ангелов, людей... и эльфов. В его образе миф и история слились воедино... Евангелие не искоренило, а освятило волшебную сказку... Христианин должен, как и прежде, трудиться духом и телом, страдать, надеяться и умереть. Но теперь ему дано понять, что все его способности и стремления существуют ради святой цели. Милость, которой он удостоен, столь велика, что он не без оснований осмеливается предположить: мир его фантазий действительно помогает расцвету и многократному обогащению реального мироздания. Все сказки могут воплотиться в жизнь..." ("О волшебных сказках")

Нет, мифология Толкиена не выродилась. Она переродилась. Столкнувшись с реальным миром, она утратила, быть может, стройность и завершенность - но зато обрела почти полную реальность. В конце концов, так ли уж важно, Варда ли подвесила на небе Валакирку (Большую Медведицу) перед пробуждением эльфов, или она была там с самого начала? Главное, что у нас, эльфов и людей, есть эстель.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Надо заметить, что BLT - единственное из произведений Толкиена, где мифология направлена не только в прошлое, но и в будущее. Эльфы Тол Эрессеа за вечерней трапезой пьют "to the Faring Forth and the Rekindling of the Magic Sun" - за тот день, когда они отправятся в "Широкие земли", на помощь своим затерявшимся сородичам. Что такое Magic Sun - лучше не спрашивать, этого не знает даже Кристофер Толкиен. А в одной из последних глав эльф Гильфанон подробно рассказывает Эриолу (вернее, должен был подробно рассказывать: эта глава осталась ненаписанной, но сохранились наброски) о конце мира - как что будет и кто кого убьет - словом, все как в "Эдде".

2. Имена и названия в BLT часто отличаются от имен тех же персонажей и мест в "Сильмариллионе"; я даю их в том виде, как они есть в BLT, за исключением тех случаев, когда они совершенно непохожи на имена "Сильмариллиона" - в таком случае я употребляю привычную форму.

3. В BLT у них совсем другие имена, но они раза по три меняются на протяжении книги, а потому я предпочла сохранить поздние.

4. Надо заметить, что "Властелин Колец" - это, можно сказать, "побочный продукт" мифологии Толкиена. Написан он "на заказ" и буквально высосан из пальца: принимаясь за работу, профессор решительно не знал, о чем он будет писать. Он написал чуть ли не двадцать вариантов первой главы; и понял, что Бродяжник - все-таки человек, а не хоббит, лишь добравшись до середины второй книги (то есть вто 725 рой части первого тома).

5. Среди толкинистов считается, что последняя стадия толкинутости - "Профессор, Вы не правы, все было совсем не так" (иногда - с продолжением: "Я знаю, как все было, и могу рассказать"). Что, если кто-то из пушкинистов вдруг принялся бы доказывать, что на самом деле Татьяна Ларина бросила-таки мужа и укатила с Онегиным в Берлин? В контексте художественной литературы это было бы бессмысленно. В контексте творчества Толкиена это смотрится вполне естественно.

6. Я цитирую по памяти и за точность выражений не ручаюсь, но смысл был именно такой.

1994,
опубликовано во 2-ом Приложении к ТАЛИСМАНу, 1995 г