 ПОХОД НА ЭРЕБОР Для полного понимания эта история требует знакомства с повествованием "Народ Дарина", приведенным в Приложении А к "Властелину Колец". Даем краткое его изложение:Когда дракон Смог пал с небес на Одинокую Гору (Эребор), гномы Трор и его сын Трайн (вместе с сыном Трайна Торином, впоследствии прозванным Дубощит) спаслись через потайной ход. Трор вернулся в Морию, отдав перед тем Трайну последнее из Семи гномских Колец, и там был убит орком Азогом, который выжег свое имя у Трора на челе. Это послужило причиной войны гномов с орками, которая завершилась великой битвой в долине Азанулбизар (Нандухирион) перед Восточными Вратами Мории в 2799 году. После нее Трайн и Торин Дубощит жили в Голубых горах, но в 2841 году Трайн выступил оттуда с целью вернуться в Одинокую гору. Во время путешествия по землям к востоку от Андуина он был захвачен и пленен в Дол-Гулдуре, где утратил Кольцо. В 2850 году Гэндальф проник в Дол-Гулдур и обнаружил, что настоящим его хозяином был Саурон; там он набрел на умирающего Трайна. Существует несколько версий "Похода на Эребор", как разъясняется в Приложении вслед за основным текстом; там же приведены существенные извлечения из более ранней версии. Я не нашел никаких фрагментов, которые могли бы предшествовать начальным словам данного текста ("В тот день он не проронил больше ни слова"). В первом абзаце "Он" - это Гэндальф, "мы" - Фродо, Перегрин, Мериадок и Гимли, а "я" - Фродо, перу которого принадлежит запись разговора. Действие происходит в одном из домов Минас-Тирита после коронации Короля Элессара (см. стр. 209) В тот день он не проронил больше ни слова. Однако потом мы снова завели этот разговор, и он рассказал всю запутанную историю: как он пришел к мысли организовать поход на Эребор, почему подумал о Бильбо и как уламывал надменного Торина Дубощита принять того в свой отряд. Я сейчас не могу вспомнить этот рассказ полностью, но мы поняли так, что Гэндальф был озабочен только защитой Запада перед лицом надвинувшейся Тени. - Я был очень неспокоен тогда, - сказал он, - ибо Саруман чинил препоны всем моим планам. Я знал, что Саурон восстал вновь и вскоре должен объявиться во плоти, и я знал, что он готовится к большой войне. С чего он начнет? Попытается первым делом вернуть под свою руку Мордор или сначала атакует главные оплоты своих врагов? Я думал тогда и уверен сейчас, что его первоначальным планом было нападение на Лориен и Раздол - как только удастся собрать достаточно сил. Это было бы гораздо выгоднее для него и гораздо хуже для нас. Вы, может, думаете, что Раздол был ему не по зубам, но я придерживаюсь иного мнения. Дела на Севере были очень неважные. Королевства под Горой и мощи людей Дэйла более не существовало. Для сопротивления любой силе, которую Саурон мог послать, чтобы вновь захватить северные горные проходы и древние земли Ангмара, оставались только гномы Железных Холмов, а за ними лежало запустение - и дракон. Дракон, которого Саурон мог использовать с ужасающим эффектом. Часто я говорил себе: "Со Смогом нужно что-то делать. Но еще нужнее прямой удар по Дол-Гулдуру. Мы должны расстроить Сауроновы планы. Я обязан заставить Совет понять это". С такими мрачными думами я спешил по дороге. Я устал и собирался немного отдохнуть в Хоббитании, куда не заглядывал лет двадцать. Я надеялся, что смогу придумать какой-то выход из всех этих неприятностей, если на время выкину их из головы. И так оно и случилось, не считая того, что неприятностей мне из головы выкинуть не удалось. Когда я уже подходил к Пригорью, меня нагнал Торин Дубощит , который жил тогда изгнанником у северо-западных границ Хоббитании. К моему удивлению, он заговорил со мной; этот-то момент и стал поворотным во всей истории. Он тоже был непокоен - настолько, что фактически спрашивал моего совета! Так я шагал с ним до его палат в Голубых горах и выслушивал его длинную повесть. Вскоре я понял, что душа его горит из-за горькой памяти о несчастьях, об утрате сокровищ праотцов, что тяжким грузом лежит на ней унаследованный от деда и отца долг мести Смогу. Гномы очень серьезно относятся к такого рода долгу. Я пообещал помочь ему, если смогу. Мне, как и ему, не терпелось увидеть Смога мертвым. Однако Торин был поглощен планами войны и сражений, как будто он был королем Торином Вторым; мне же они представлялись безнадежными. Поэтому я оставил его и отправился в Хоббитанию, собирая по крупицам новости. Это было странное занятие. Я всего лишь следил за событиями, выжидая некий шанс, и сделал немало ошибок на этом пути. Привязался-то я к Бильбо гораздо раньше, еще когда он был ребенком и молодым хоббитом; в последний раз, когда я видел его, он еще не "вошел в возраст". С тех пор я всегда помнил о непоседливом хоббите с ясными глазами, любовью ко всяческим историям и бесконечными вопросами о том, что происходит в огромном мире за пределами Хоббитании. Как только я вновь перешагнул предел Хоббитании, то сразу услышал кучу новостей о Бильбо. Казалось, только и разговоров было, что о нем. Его родители умерли очень рано по хоббитским меркам, едва дожив до восьмидесяти, а их сыночек так и не женился. Говорили, что мало-помалу становится он непутевым, шатается где-то целыми днями в одиночку. Видели его и болтающим со всякими бродягами, даже с гномами! "Даже с гномами!" Внезапно в голове у меня сложились воедино три вещи: великий в своей жадности дракон с острым слухом и чутьем; крепыши гномы в кованых башмаках, с их давней и жгучей ненавистью; и быстрый легконогий хоббит, страстно желающий (как я полагал) заглянуть в большой мир. Я рассмеялся про себя и сразу отправился бросить взгляд на Бильбо. Что сделали с ним эти двадцать лет? Не преувеличивают ли сплетни его достоинств? Однако дома его не оказалось. Соседи только качали головами, когда я расспрашивал о нем. - Опять пропал, - сказал мне один хоббит. По-моему, это был Норн, садовник . - Опять пропал. Однажды он так пропадет совсем, если не возьмется за ум. Зачем, спрашиваю его, и где вы бродите, и когда будете обратно, а он отвечает: я, мол, не знаю. А затем смотрит на меня чудно так и говорит: это, мол, Норн, зависит от того, встречу ли я кого-нибудь. Завтра ведь эльфийский Новый год ! Жаль, жаль, такой обходительный хоббит. Лучшего и не найти от Белых Холмов до Реки. "Так-так, горячо!" - подумал я. - "Пожалуй, рискну". Времени было в обрез. Самое позднее, в августе мне следовало быть на Светлом Совете, иначе Саруман проведет свою линию, и ничего сделано не будет. Если даже не вдаваться в более высокие материи, это могло оказаться роковым для задуманного похода: ведь хозяева Дол-Гулдура будут препятствовать любой попытке пробраться к Эребору, если не занять чем-нибудь их внимание. Поэтому я поспешил назад к Торину, чтобы решить нелегкую задачу - уговорить его отказаться от возвышенных планов, идти тайно, да еще взять с собой Бильбо. Самого же Бильбо я еще не видел, что чуть не оказалось гибельной ошибкой. Ибо Бильбо, конечно, изменился, став довольно толстым и прижимистым. Былые его мечтания выродились в нечто вроде послеобеденной дремы, и не было ничего более пугающего, чем обнаружить, что она грозит стать явью! Он был потрясен до такой степени, что выглядел круглым дураком. Ярость Торина была бы бесконечной, если бы не еще одно странное совпадение, о котором я не премину рассказать. Вы-то знаете, что происходило дальше, во всяком случае, с точки зрения Бильбо. Однако если бы эту историю записывал я, она звучала бы несколько по-иному. Он, например, и предположить не мог, насколько никчемным считали его гномы или насколько сердиты они были на меня. Негодование и презрение Торина были гораздо сильнее, чем смог это ощутить Бильбо. Гном с самого начала не принял всерьез мой план и решил, что все это затеяно, чтобы просто разыграть его. Дело спасли только ключ и карта Трора. Много лет я не вспоминал о них. Только в Хоббитании, когда у меня появилось время поразмыслить над повестью Торина, я внезапно вспомнил странную случайность, благодаря которой они попали ко мне. Теперь-то было похоже, что это не простая случайность. Я припомнил свою опасную прогулку за девяносто один год до того, когда тайно пробрался в Дол-Гулдур и наткнулся в тамошних подземельях на несчастного умирающего гнома. Я понятия не имел, кто это. У него была карта, когда-то принадлежавшая морийскому народу Дарина, и ключ, по всей видимости, связанный с ней. Их владелец был уже слишком далек от этого мира, чтобы все объяснить, но он сказал, что имел еще и великое Кольцо. Почти весь его бессвязный бред был об этом. "Последнее из Семи", - повторял он снова и снова. Все эти вещи могли попасть к нему разными путями. Например, он мог быть гонцом, перехваченным в пути, или даже вором, попавшимся еще большему вору. Однако он отдал карту и ключ мне. "Для сына", - прошептал он и умер. Вскоре после этого и мне пришлось бежать оттуда. Реликвии я прихватил с собой и, по какой-то подсказке сердца, никогда не расставался с ними, пусть вскоре почти совсем позабытыми. У меня ведь были и другие дела в Дол-Гулдуре, опаснее и важнее, чем все сокровища Эребора. Припомнив теперь все это снова, я ясно понял, что слышал последние слова Трайна Второго , хоть он не называл ни своего имени, ни имени сына. И Торин, конечно, не знал, что сталось с его отцом; он даже не упоминал "последнее из Семи Колец". Итак, в моих руках находились план и ключ от потайного хода в Эребор, через который, согласно рассказу Торина, спаслись Трор и Трайн. И я сберег их, пусть без осознанного намерения, до того момента, когда они могли оказаться полезнее всего. К счастью, я правильно воспользовался этими реликвиями. Я держал их в рукаве, как вы говорите в Хоббитании, пока дело не зашло совсем в тупик. Но как только Торин увидел их, настрой его сразу изменился в пользу моего плана - по крайней мере, в том, что касалось тайной экспедиции. Что бы он ни думал о Бильбо, но в этом он дал себя уговорить. Существование потайной двери, которую могут обнаружить только гномы, давало надежду подобраться, по меньшей мере, к некоторым из сокровищ дракона и, может быть, даже вызволить толику золота или фамильные драгоценности и облегчить тем самым груз на сердце Торина. Но для меня этого было недостаточно. Я чувствовал в своем сердце, что Бильбо должен идти с ним, иначе весь поход постигнет неудача. Или, как лучше сказать теперь, не произойдут другие, гораздо более важные события. Поэтому я по-прежнему был вынужден уговаривать Торина взять его с собой. Немало потом трудностей встретилось на нашем пути, но для меня именно это стало самым нелегким испытанием. Я спорил с ним ночь напролет, пока Бильбо спал, и лишь под утро решение было принято. Торин сочился презрением и подозрительностью. - Жидковат он, - фыркал гном, - жидковат, как грязь в его Хоббитании, да еще и глуп. Мамаша слишком рано оставила его своим попечением. Ты ведешь какую-то темную игру, господин мой Гэндальф. Уверен, что есть у тебя свои собственные цели, кроме как помочь мне. - Ты совершенно прав, - отозвался я. - Не будь у меня своих целей, я бы тебе вообще не помогал. Тебе твои дела, может, и кажутся великими, но они лишь тонкая нить в великой паутине. В моих же руках много таких нитей. Но это делает мой совет лишь весомее. Под конец я возвысил голос. - Слушай, Торин Дубощит! Если этот хоббит пойдет с тобой, тебя ждет успех. Если нет - провал. Я предвижу это и предупреждаю тебя! - Наслышан я о твоей славе, - отвечал Торин. - Надеюсь, она заслуженна. Но эта дурацкая затея с твоим хоббитом заставляет меня усомниться в твоем предвидении, которое больше смахивает на сумасшествие. Ты, часом, не повредился в уме от стольких забот? - Забот у меня вполне достаточно, чтобы сойти с ума. И самая досадная - чванливый гном, который ищет моего совета (не интересуясь, что мне известно об этом деле), а затем вознаграждает меня оскорблениями. Поступай, как знаешь, Торин Дубощит! Но если ты отмахнешься от моего совета, ты плохо кончишь. И не жди от меня ни нового совета, ни помощи, покуда Тень лежит на тебе. Смири свою гордыню и жадность, или любая твоя дорога будет дорогой к поражению, пусть даже руки твои наполнятся золотом! Тут он приостыл, но в глазах его тлел огонь. - Нечего мне угрожать! - буркнул он. - В этом деле, как и во всем, что касается меня, решение остается за мной. - Тогда решай! - бросил я. - Мне нечего добавить, разве вот еще что. Я нелегко дарю своей любовью и доверием, Торин; но я с нежностью отношусь к этому хоббиту и желаю ему добра. Относись к нему по-доброму, и ты заслужишь мою дружбу до конца дней своих. Я сказал это, не надеясь более его уговорить, но я не мог бы сказать лучше. Гномы понимают преданность в дружбе и благодарность за услугу. - Ну хорошо, - проворчал после долгого молчания Торин. - Он составит мне компанию, если отважится - в чем я лично сомневаюсь. Но если ты настаиваешь, чтобы я взял эту обузу, ты тоже должен идти с нами и приглядывать за своим любимчиком. - Ладно, - отвечал я, - я пойду и буду оставаться с тобой, сколько смогу - по крайней мере, пока ты его не оценишь по достоинству. В конце концов так все и вышло, но тогда я очень волновался, поскольку у меня на руках были неотложные дела Светлого Совета. Вот так и устроился поход на Эребор. Я не думаю, что, когда мы выступали, у Торина была сколько-нибудь реальная надежда уничтожить Смога. Такой надежды не было, но так произошло. Однако, увы! Торин не смог насладиться ни своим триумфом, ни своими сокровищами. Гордыня и жадность превозмогли его несмотря на мои предупреждения. - Но ведь, - сказал я [Фродо - прим. перев.], - он так и так мог погибнуть в сражении. Случилась бы оркская атака, однако щедрый Торин был бы со своими сокровищами. - Это правда, - ответил Гэндальф. - Бедный Торин! Он был великий гном из великого рода, несмотря на его недостатки; и хотя он погиб в конце похода, Королевство под Горой было, как я желал, восстановлено, во многом благодаря ему. Однако Даин Железный Башмак был достойным продолжателем. И вот теперь мы слышим, что он пал, сражаясь опять у врат Эребора, в то самое время, как мы бились здесь. Я бы назвал это тяжелой утратой, если бы не было столь чудесным то, что в его возрасте он еще орудовал своим топором столь мощно, как об этом рассказывают, стоя над телом Короля Бранда пред вратами Эребора покуда не пала тьма. Всё ведь могло обернуться совсем иначе. Да, мы сумели отвлечь главный удар врага на юг, но даже при этом Саурон своим далеко простертым правым крылом мог бы учинить ужасные разрушения на Севере, пока мы защищали Гондор, если бы на его пути не встали король Бранд и король Даин. Вспоминая великую битву на Пеленнорских полях, не забывайте битву при Дэйле. Представьте, что могло бы случиться. Огненное дыхание дракона и мечи варваров в Эриадоре! Гондор мог бы остаться без королевы. Мы могли бы сейчас, после победы, только еще надеяться вернуться домой - вернуться к развалинам и пепелищам. И это удалось отвратить благодаря тому, что однажды мартовским вечером я встретил Торина Дубощита недалеко от Пригорья. Случайная встреча, как говорят у нас в Средиземье. ПРИМЕЧАНИЯ ПРИЛОЖЕНИЕ Примечания к текстам "Похода на Эребор" Текстологическая ситуация с этим фрагментом сложна и с трудом поддается распутыванию. Самая ранняя версия - это законченная, но сырая рукопись со множеством исправлений, которую я буду здесь называть "рукопись A". Она озаглавлена "История встреч Гэндальфа с Трайном и Торином Дубощитом". С нее была сделана машинописная копия, "рукопись B", содержащая многочисленные, но в основном не очень существенные дальнейшие изменения. Она имеет два заголовка: "Поход на Эребор" и "Рассказ Гэндальфа о том, как он пришел к идее организовать экспедицию на Эребор и послать Бильбо с гномами". Некоторые объемные извлечения из этого машинописного текста даются ниже. Помимо (более ранних) рукописей A и B существует еще одна рукопись, C, которая излагает историю в более экономном и жестком виде, многое опуская и вводя некоторые новые элементы, однако (особенно в последней части) в основном придерживаясь первоначальных записей. Мне кажется, что рукопись C определенно более поздняя, чем B. Именно версия C приведена выше, хотя некоторые записи, относящиеся к ее началу (экспозиция воспоминаний Гэндальфа в Минас-Тирите), очевидно, утрачены. Начальные абзацы рукописи B, приводимые ниже, почти идентичны тексту в Приложении A (III, "Народ Дарина") к "Властелину Колец" и очевидно связаны с предшествующим ему (в Приложении A) повествованием о Троре и Трайне. В то же время окончание "Похода на Эребор" мы опять находим почти в тех же самых словах в Приложении A, вложенных, опять-таки, в уста Гэндальфа, беседующего с Фродо и Гимли в Минас-Тирите. В свете письма, цитированного во Введении [к книге Unfinished Tales - прим. перев.] на стр. 6, ясно, что мой отец писал "Поход на Эребор" как часть повествования "Народ Дарина" в Приложении A. Извлечения из более ранней версии Машинописная рукопись B ранней версии "Похода на Эребор" начинается так: Так Торин Дубощит стал Наследником Дарина, но наследником без надежды. При разграблении Эребора он был слишком юн, чтобы носить оружие, однако в долине Азанулбизар уже бился в первых рядах. Ему, великому гному с высокой судьбой, было девяносто пять, когда Трайн пропал без вести. У него не было Кольца, и (может быть, потому) он предпочитал оставаться в Эриадоре. Там он трудился долго и достиг богатства, какого только мог достичь. Его народ прирастал, главным образом, за счет скитальцев из народа Дарина, которые, прослышав о его обиталище, стекались туда. Были у них уже и великолепные чертоги, и полные кладовые добра, и жилось им, казалось, не так уж тяжело, хотя в своих песнях без конца печалились они о дальней Одинокой Горе, о ее сокровищах и о блистании Большого Зала в лучах Аркенстона. Годы длились. Из-под пепла в сердце Торина снова разгорался жар, когда погружался он в думы о несчастьях своего рода и о завещанном ему мщении дракону. Звеня в кузне своим тяжелым молотом, он мечтал о боевом железе, армиях и союзах. Однако армии были рассеяны, союзы разрушены, а секиры его народа слишком малочисленны. И великий гнев без надежды сжигал его душу, когда обрушивал он удары по раскаленному железу на наковальне. Гэндальф тогда еще никак не был связан с судьбами народа Дарина. Он почти не имел дел с гномами, хотя и был другом всем свободным народам Средиземья и тепло относился к тем из народа Дарина, кто жил изгнанником на Западе. Но случилось однажды так, что, пересекая Эриадор (и направляясь в Хоббитанию, которую он не видел уже несколько лет), он встретил Торина Дубощита, и они разговорились по дороге, и заночевали вместе в Пригорье. Утром Торин сказал Гэндальфу: - Тяжек груз моих дум, а ты, говорят, мудр и знаешь больше всех о том, что творится на свете. Не согласишься ли ты пойти ко мне домой, выслушать меня и дать мне мудрый совет? Гэндальф ответил согласием. Он отправился в палаты Торина и долго сидел с ним и слушал повесть о его несчастьях. Из этой встречи много проистекло великих событий и свершений, например, обретение Единственного Кольца, его появление в Хоббитании и избрание Хранителя Кольца. Многие потом предположили, что Гэндальф всё это предвидел и специально выбрал время для встречи с Торином. Однако мы полагаем, что это не так. Ибо Фродо Хранитель Кольца в своем описании Войны за Кольцо оставил точную запись рассказа Гэндальфа об этом. Вот что написано у него: Вместо слов "Вот что написано у него", в самой ранней рукописи A стоит: "Этот рассказ был опущен в повествовании, ибо он кажется слишком длинным; однако здесь мы восстанавливаем большую его часть". После коронации мы остались в Минас-Тирите, в одном из прекрасных зданий, вместе с Гэндальфом. Он был само благодушие, и хотя мы засыпали его вопросами обо всем, что только приходило в голову, его терпение казалось таким же неиссякаемым, как его осведомленность. Сейчас я уже мало что могу припомнить из того, что он рассказывал нам; часто мы и не понимали его ответов. Однако этот разговор я помню очень отчетливо. Гимли тогда еще был с нами, и он как-то обратился к Перегрину: - Мне кое-что необходимо сделать в ближайшее время: я должен заглянуть в эту вашу Хоббитанию* . И не для того, чтобы полюбоваться на хоббитов! Сомневаюсь, чтобы они могли удивить меня еще чем-то. Но ни один гном из рода Дарина не может равнодушно пройти мимо этого уголка. Ибо не отсюда ли началось возрождение Королевства под Горой и победа над Смогом? Я уж не говорю о крушении Барад-Дура, хотя все это странным образом сплетено. Странным, очень странным, - сказал он и запнулся. Затем, пристально глядя в лицо Гэндальфу, он продолжал: - Но кто сплел эту паутину? Похоже, я раньше над этим не задумывался. А ты, Гэндальф, ты спланировал все это еще тогда? Если нет, то зачем ты повел Торина Дубощита через такую неприметную дверцу, за которой Кольцо нашлось, было спрятано до поры в далеком западном краю, а затем обрело Хранителя - а при всем при этом, между прочим и Королевство под Горой возродилось? Ты все это задумал? Гэндальф ответил не сразу. Он стоял у западного окна и смотрел на море; лицо его светилось в лучах закатного солнца. Долго он так стоял в молчании. Наконец, обернувшись к Гимли, он произнес: - Я не знаю ответа. Я уже не тот, и не обременен более судьбами Средиземья, как тогда. Тогда я ответил бы тебе словами вроде тех, что слышал от меня Фродо не далее как прошлой весной. Всего лишь прошлой весной! Но обычные меры здесь бессмысленны. В том далеком прошлом я сказал маленькому испуганному хоббиту: Бильбо, а не тому, кто изготовил Кольцо, было назначено найти его, а, стало быть, тебе назначено нести его. Я мог бы добавить: а мне назначено вести вас обоих. Для исполнения назначенного я находил в своем пробуждающемся сознании только то, что мне было позволено, и делал то, что само ложилось в руки, и так, как мне казалось разумным. Но то, что я знал в своем сердце; то, что я знал до того, как ступил на эти серые берега, - это другое дело. Олорин был я на забытом Западе, и только тем, кто остался там, я открою больше. В рукописи A здесь: "и только тем, кто остался там (или тем, кто, может быть, возвратится туда со мной), я открою больше". Тут я воскликнул: - Теперь я лучше понимаю тебя, Гэндальф! Хотя и думаю, что, назначено это было или нет, Бильбо, как и я, мог отказаться покинуть дом, и не в твоих силах было бы нас заставить. Тебе не было бы дозволено даже попытаться сделать это. Но мне все равно любопытно, почему ты сделал то, что сделал, таким, как ты был тогда - старым скитальцем в сером плаще. Далее Гэндальф объясняет им свои тогдашние сомнения относительно первого хода Саурона и свои опасения за Раздол и Лориен (см. стр. 204). В этой же версии, после слов о том, что прямой удар по Саурону был еще необходимее, чем разрешение проблемы Смога, он продолжает: - Короче говоря, именно поэтому, как только экспедиция против Смога благополучно началась, я отправился на Совет и призвал первыми атаковать Дол-Гулдур, прежде чем он нападет на Лориен. И было так, и Саурон бежал. Должен признаться, я думал, что он на самом деле ушел в тень, и мы получим еще одну мирную, пусть и тревожную, передышку. Однако она длилась недолго. Саурон решил предпринять следующий шаг. Он тут же вернулся в Мордор и через десять лет объявился во плоти. После этого тьма стала расти. И все же это не был его первоначальный план, что и привело, в конце концов, его к ошибке. Кое-где у него еще оставались противники - там, где они могли получить совет, не искаженный Тенью. Как бы мог уцелеть Хранитель Кольца, если б не осталось Раздола или Лориена? А ведь они, я думаю, пали бы, если б Саурон обрушился всей своей мощью сначала на них, не отвлекая более половины своих штурмовых отрядов на Гондор. Вот такие дела. Это было моим главным побудительным мотивом. Однако одно дело знать, ч т о нужно делать, но совершенно другое - к а к. Я начал уже серьезно беспокоиться по поводу положения дел на Севере, и тут в один прекрасный день (по-моему, в середине марта 2941 года) мне повстречался Торин Дубощит. Я выслушал всю его историю и подумал: "Отлично, вот, по крайней мере, один враг Смога, которому стоит помочь. Я должен сделать всё, что в моих силах. Мне следовало бы раньше подумать о гномах". Потом, была еще проблема с народом Хоббитании. Теплое чувство к ним зародилось в моем сердце еще во время Долгой Зимы, которую никто из вас не помнит . Им тогда пришлось очень туго: они попали в одну из худших переделок в своей истории, умирая от небывалых морозов и от последовавшего за ними страшного голода. Однако именно тогда я увидел их мужество и их сострадание друг другу. Они и выжили благодаря именно взаимному состраданию и стойкому мужеству - без жалоб и слез. Мне хотелось, чтобы они выживали и дальше. Однако я видел, что в западным крае раньше или позже снова наступят тяжелые времена. Правда, теперь ему грозило нечто иное: безжалостная война. Чтобы пройти через нее, им, по моему разумению, кое-чего не хватало. Чего именно? Это непросто выразить словами. Ну, скажем так: им надо было бы знать немного больше и понимать немного яснее, что за мир вокруг них и где в нем их место. Они начали забывать: забывать свои истоки и свои легенды, забывать то немногое, что они знали об огромном мире, лежащем вокруг. Память о высоком и память об опасном еще не выветрились окончательно, но были уже порядком занесены песком. Однако невозможно быстро научить таким вещам весь народ, а времени не оставалось. Поэтому пришлось искать точку опоры - одного из хоббитов, с которого можно было бы начать. Осмелюсь назвать его "избранным". Я сам был избран только для того, чтобы избрать его, и мой выбор пал на Бильбо. - Вот это-то меня всегда и интересовало, - заметил Перегрин. - Почему именно на него? - А как бы ты выбирал какого-нибудь одного хоббита для такого дела? - спросил Гэндальф. - Мне некогда было перебирать их всех. Однако я к тому времени очень хорошо знал Хоббитанию, хотя, когда мы с Торином повстречались, менее приятные дела уже двадцать лет удерживали меня вдали от нее. Так что я просто припомнил хоббитов, которых знал, и рассудил так: мне нужна энергичность Кролов (но в разумной дозе, господин мой Перегрин) и основательность, как у Торбинсов. Это сразу навело на мысль о Бильбо. Мне привелось его узнать очень хорошо, лучше, чем он знал меня. Он вырос и почти вошел в возраст на моих глазах, и я любил его. Я, естественно, многого не знал, пока не вернулся в Хоббитанию, но там обнаружилось, что Бильбо не настолько прирос к своему месту, чтобы не мог с него соскочить. Я выяснил, что он так и не женился. Мне это показалось необычным, хотя я и догадывался о причине. Причина же была вовсе не та, о которой толковали мне почти все хоббиты: что, мол, он слишком рано остался сиротой и хозяином самому себе. Нет, я считал, что он хотел остаться "неприросшим" из-за мечты, глубокой настолько, что он не осознавал ее сам - или не хотел осознавать, когда она тревожила его. Так или иначе, он таил желание быть свободным, чтобы иметь возможность уйти, когда представится случай или он наберется решимости. Я вспомнил, как он юнцом, бывало, докучал мне расспросами о хоббитах, которые иногда "отходили", как говорят в Хоббитании. Среди таких было, по крайней мере, двое его дядюшек из Кролов. Этими дядюшками были Хильдифонс Крол, который "отправился путешествовать и больше не вернулся", и Изенгар Крол (младший из двенадцати детей Старого Крола), о котором "говорили, что в юности он добрался до моря". ("Властелин Колец", Приложение C, "Фамильное древо Кролов из Преогромных Смиалов"). После того, как Гэндальф принял приглашение Торина идти с ним в его обиталище в Голубых Горах, …мы пересекли всю Хоббитанию, но толку от этого было чуть, поскольку Торин почти не останавливался. Я думаю, что именно досада на его надменное пренебрежение хоббитами послужила первым толчком к идее впрячь его и их в одну упряжку. С его точки зрения, они были всего лишь землеробами, которым случилось обрабатывать поля по обочинам исконной гномской дороги к Горам. В этой ранней версии Гэндальф подробно рассказывает, как, после посещения Хоббитании он возвратился к Торину и уговорил его "отказаться от возвышенных планов, идти тайно, да еще взять с собой Бильбо". Последняя фраза - всё, что говорится в более поздней версии (стр. 205). - Наконец я все обдумал и отправился обратно к Торину. Он держал совет со своими родичами. Балин и Глоин были там, и еще несколько гномов. - Итак, с какими словами ты пришел? - задал мне вопрос Торин, едва я переступил порог. - Прежде всего, - отвечал я, - о твоих планах. Это планы короля, Торин Дубощит, но королевство твое в прошлом. Если ему суждено возродиться, в чем я не уверен, то возрождение должно начинать с малого. С другой стороны, мне интересно знать, представляешь ли ты себе полностью силу великого дракона. Но и это еще не все. Знай, что в мире быстро растет гораздо более ужасная Тень, и они с драконом будут помогать друг другу. (И так оно и случилось бы, не атакуй я тогда Дол-Гулдур). В таких условиях открытая война совершенно бесполезна; да в любом случае, она не в твоих силах. Тебе нужен план более простой, дерзкий и отчаянный. - Слова твои темны и тревожны, - промолвил Торин. - Говори яснее! - Хорошо, - согласился я. - Во-первых, ты должен выступить в этот поход сам, и ты должен выступить тайно. Никаких послов, глашатаев, никаких "иду на вы", Торин Дубощит. С собой ты можешь взять самое большее несколько родственников или преданных сторонников. Но сверх того тебе понадобится еще кое-что, совершенно неожиданное. - Назови это! - потребовал Торин. - Минуту! - сказал я. - Ты надеешься сладить с драконом. Но он не только очень велик, он уже очень стар и хитер. Предприятие надо начинать, признавая его чутье и его опыт. - Естественно, - усмехнулся Торин. - Гномы имели дело с драконами чаще, чем кто-либо еще, и не надо учить ученого. - Замечательно, - отвечал я. - только твои планы, как мне кажется, не учитывали это обстоятельство. Мой план - это план кражи. Кража! Смог не возлежит на своем драгоценном ложе бессонно, Торин Дубощит. Ему снятся гномы! Будь уверен, что он обследует свое логово день за днем, ночь за ночью, пока не убедится в отсутствии хотя бы малейшего запаха гнома. Лишь затем он засыпает, засыпает вполуха, настороженно ловя малейший стук - стук гномских башмаков. - Ты расписал свою кражу такой же трудной и безнадежной, как любая открытая атака, - сказал Балин. - Невозможно трудной! - Да, это трудно, - согласился я. - Но не невозможно, иначе я не тратил бы тут свое время попусту. Я бы сказал, что задача трудная до нелепости. Поэтому я собираюсь предложить нелепое ее решение. Возьмите с собой хоббита! Смог, скорее всего, никогда и не слышал о хоббитах, и уж точно никогда не нюхал их. - Что?! - возопил Глоин. - Одного из этих недотеп из Хоббитании? Какой прок от него может быть, на земле или под землей? Да пусть он благоухает как ему угодно, он никогда не отважится проползти в пределах досягаемости самого голоперого драконенка, только что вылупившегося из яйца! - Ну, ну, - стал я урезонивать гнома, - это несправедливо. Ты не очень хорошо знаком с хоббитским народом, Глоин. Похоже, ты считаешь их простаками, поскольку они щедры и не торгуются, и робкими из-за того, что они не покупали у тебя оружия. Так ты, знаешь ли, неправ. В любом случае, Торин, я положил глаз на одного из них в качестве спутника для тебя. Он умел и умен, проницателен и не опрометчив. И, я думаю, ему не занимать смелости, как и всему его народу. Ты можешь сказать, что всякий будет смел, когда нужда заставит. Ну так попробуй загнать хоббита в угол, и посмотри, что в нем обнаружится. - Это невозможно проверить, - усмехнулся Торин. - По моим наблюдениям, лучше всего они умеют избегать тесных и острых углов. - Совершенно верно, - подтвердил я. - Это очень разумные создания. Но этот хоббит особенный. Я думаю, его можно уговорить самому забраться в тесный угол. Я уверен, что в его сердце живет желание, как он сказал бы, найти приключение. - Только не за мой счет! - отрезал Торин, вскочив с места и принявшись нервно расхаживать. - Это не совет, а идиотская шутка! Не вижу, что такого умеет любой хоббит, плохой или хороший, чтобы отработать хотя бы свой дневной паек, даже если его удастся уговорить отправиться с нами. - Не видишь? Да ты, скорее, не слышишь! - вспылил я. - Хоббиты без малейших усилий ходят тише, чем может любой гном при всем своем старании, хотя бы его жизнь зависела от этого. Я считаю, что они самые легконогие из всех смертных. Этого ты, конечно, не мог наблюдать, Торин Дубощит, когда маршировал по Хоббитании, грохоча башмаками так (это я тебе говорю), что любой ее житель мог слышать тебя за милю. Когда я толковал тебе о краже, я имел в виду профессиональную кражу. - Профессиональную кражу? - воскликнул Балин, вложив в мои слова несколько иной смысл, чем тот, который имел в виду я сам. - Ты подразумеваешь опытного охотника за сокровищами? И что, такие еще остались? Я несколько смутился. Это был новый поворот, и я не был уверен, что в нужную сторону. Наконец я произнес: - Я полагаю, да. За вознаграждение они пролезут туда, куда вы сами не осмелитесь, да в любом случае и не сможете, и добудут для вас желаемое. Глаза Торина заблестели, когда воспоминание об утраченных сокровищах пронеслось перед его внутренним взором. Однако когда он заговорил, слова его были исполнены презрения. - Наемный вор, хочешь ты сказать. Что ж, об этом можно подумать, если плата будет не слишком высока. Но при чем тут эта деревенщина? У них сроду не бывало посуды драгоценнее глиняного горшка, а бриллиант они не отличат от стекляшки. - Я бы не советовал тебе судить так самоуверенно о вещах, в которых не разбираешься, - сказал я резко. - Эта "деревенщина" живет в своей стране уже четырнадцать веков, и они многому научились за это время. Они вели дела и с эльфами, и с гномами за тысячу лет до того, как Смог появился у Эребора. Никого из них, по меркам твоих предков, нельзя назвать богатым, но в некоторых из их жилищ хранятся штучки почище тех, которыми ты, Торин, можешь похвастаться здесь. У хоббита, о котором я говорю, есть золотые украшения, ест он с помощью серебряных приборов, а вино пьет из бокалов граненого хрусталя. - А! Я, наконец, понял, куда ты клонишь, - сказал Балин. - Он взломщик, да? Ты поэтому рекомендуешь его? Боюсь, что тут я вышел из себя и потерял осторожность. Я уже не мог вынести это гномское самомнение, эту уверенность, что никто, кроме них самих, не может иметь или изготовить ничего ценного, а любая красивая вещь в чужих руках получена, если не украдена, в свое время у гномов. - Взломщик? - произнес я с усмешкой. - Ну да, конечно, профессиональный взломщик! Как еще у хоббита могут появиться серебряные ложки? Я прибью табличку "Взломщик" на его двери, чтобы вы не прошли мимо. Затем я в сердцах встал и объявил с напором, удивившим меня самого: - Ты должен найти эту дверь, Торин Дубощит! Я говорю серьезно. Неожиданно я почувствовал, что вовсе не переборщил. Эта моя странная идея оказалась не шуткой, а совершенно правильным решением, и было отчаянно важно, чтобы она сбылась. Гномы должны были склонить свои негнущиеся шеи. - Слушай меня, о, народ Дарина! - воскликнул я. - Если вы уговорите этого хоббита присоединиться к вам, вас ждет успех. Если нет - провал. Если вы откажетесь сделать хотя бы попытку, я прекращаю всякие дела с вами, и не дождаться вам более ни совета, ни помощи от меня, покуда Тень лежит на вас! Торин повернулся и с изумлением, насколько он вообще это мог, взглянул на меня. - Сильно сказано! - признал он. - Ладно, я попытаюсь. Твои слова звучат пророчески, если, конечно, ты в своем уме. - Наконец-то! - сказал я. - Но попытка должна быть добросовестной, а не просто с целью выставить меня дураком. Будь терпелив и не сдавайся сразу, если первый твой взгляд не обнаружит ни смелости, ни любви к приключениям, о которых я толковал. Он будет отрицать их и попытается уйти в кусты, но ты не должен его упустить. - Торговаться со мной бесполезно, если ты это имеешь в виду, - сказал Торин. - Я предложу ему честное вознаграждение за все, что он возвратит нам, и ничего более. Это было вовсе не то, что я имел в виду, но прямо об этом говорить было бесполезно. Поэтому я продолжал наставлять его: - Сначала все спланируй и рассчитай. Всё должно быть в полной готовности! Когда он согласится, у него не должно быть времени передумать. Ты должен выступить в свой поход на восток прямо из Хоббитании. - Он выходит очень странным созданием, этот твой взломщик, - заметил молодой гном, которого звали Фили (как я потом узнал, он приходился Торину племянником). - Как его имя или то, что он использует вместо него? - Хоббиты не пользуются прозвищами, - ответил я. - Его единственное имя - Бильбо Торбинс. - Ну и имечко! - сказал Фили и засмеялся. - Он считает его вполне приличествующим, - пояснил я. - И оно хорошо ему подходит, ибо он холостяк средних лет, и в последнее время немного расплылся. Сейчас, пожалуй, главный его интерес - хорошо поесть. Мне говорили, что у него отличная кладовая, и, может быть, не одна. По крайней мере, вы хорошо угоститесь. - Ну, хватит, - прервал нас Торин. - Если бы я не дал слово, я бы отказался после того, что услышал сейчас. У меня нет настроения валять дурака. Ибо я тоже серьезен. Смертельно серьезен, и сердце горит у меня в груди. Я пропустил это мимо ушей. - Смотри же, Торин, - сказал я. - Сейчас апрель, весна в разгаре. Подготовь все как можно быстрее. У меня еще есть кое-какие дела, но через неделю я вернусь. После возвращения, если все будет в порядке, я отправлюсь вперед подготовить почву, и на следующий день мы явимся к нему все вместе. С тем я и распрощался, не желая давать Торину времени передумать, больше, чем будет у Бильбо. Дальнейшее вы хорошо знаете - с точки зрения Бильбо. Если бы эту историю записывал я, она звучала бы несколько по-иному. Он не знал всего, что произошло: например, об усилиях, которые я приложил, чтобы новость о появлении большого отряда гномов в Приречье, в стороне от главной дороги и их обычных путей не достигла его ушей раньше времени. Наконец, во вторник 25 апреля 2941 года, утром я увидел самого Бильбо. И хотя я более или менее знал, чего следует ожидать, должен сказать, что моя уверенность была поколеблена. Я увидел, что дело будет гораздо труднее, чем я думал. Однако я стоял на своем. На следующий день, в среду 26 апреля я привел Торина и его спутников в Торбу - тоже с большим трудом, поскольку Торин под конец заколебался. Бильбо, конечно, был совершенно потрясен и вел себя нелепо. С самого начала у меня все шло предельно плохо, и эта злосчастная идея с "профессиональным взломщиком", которую гномы вбили себе в головы, делала положение только хуже. Спасибо, я догадался предложить Торину остаться всем на ночь в Торбе, чтобы обсудить способы и средства. Это был последний шанс. Если бы Торин покинул Торбу до того, как мне удалось остаться с ним наедине, мой план потерпел бы крах. Как видно, некоторые элементы этого разговора были в поздней версии использованы в качестве аргументов Гэндальфа и Торина в их споре в Торбе. Начиная с этого момента, изложение в ранней версии следует очень близко к поздней, и поэтому опущено здесь, за исключением завершающего фрагмента. В ранней версии, когда Гэндальф закончил рассказ, Гимли, согласно записям Фродо, рассмеялся. - Это все звучит по-прежнему нелепо, - сказал он, - даже сейчас, когда все обернулось более, чем хорошо. Я, конечно, знал Торина; и мне хотелось бы быть там, но во время твоего первого визита к нам я находился далеко. И меня не взяли в поход: сказали, слишком молод, хотя в свои шестьдесят два я чувствовал себя парнем хоть куда. Ладно, я рад, что услышал всю историю. Если, конечно, всю. Я-то думаю, что даже сейчас ты рассказываешь нам вовсе не все, что знаешь. - Конечно, нет, - согласился Гэндальф. После этого Мериадок выспрашивает Гэндальфа подробности о карте и ключе Трайна; и по ходу ответа (который почти весь сохранен в поздней версии, в другом месте повествования), Гэндальф говорит: - Я нашел Трайна спустя девять лет после того, как он потерялся, и к тому времени он, как минимум, пять лет находился в подземельях Дол-Гулдура. Я не знаю ни того, как он смог продержаться так долго, ни того, как пронес эти реликвии скрытыми сквозь все пытки. Думаю, что темные силы не добивались от него ничего иного, кроме Кольца, и когда получили его, бросили истерзанного узника в подземелье - умирать в беспамятстве, оставив его без присмотра. Маленькая небрежность, однако она оказалась роковой. С маленькими небрежностями такое случается.  Copyright (c) Портал Средиземья |
