 ПУТЕШЕСТВИЕ ТУОРА В ГОНДОЛИН Риан, жена Хуора, жила с народом дома Хадора. Но когда до Дор-ломина дошли слухи о Нирнайт Арнойдиад, а о ее муже вестей все не было, она потеряла разум от горя и ушла одна в глушь. Так бы она и погибла, не приди ей на помощь Сумеречные Эльфы - к западу от озера Митрим было их поселение. Они привели ее к себе, и там, прежде, чем окончился Год Скорби, родила она сына.И сказала Риан эльфам: "Пусть зовется он Туором, ибо это имя избрал его отец до того, как война разлучила нас. Прошу вас, воспитайте его втайне и сберегите его, ибо я предвижу, что великое благо принесет он эльфам и людям. Я же ныне должна уйти, дабы разыскать Хуора, господина моего." Эльфы принялись утешать ее. Но некий Аннаэль, который был в той битве и вернулся домой - единственный из воинов этого народа - сказал ей: "Увы, госпожа моя, всем известно, что Хуор пал в бою, сражаясь бок о бок с Хурином, братом своим, и ныне, думается мне, покоится он в кургане, что возвели орки на поле той битвы." И восстала тогда Риан, и оставила жилища эльфов, и прошла через земли Митрима, и достигла наконец Хауд-эн-Нденгина, стоявшего посреди пустынного Анфауглита, и там она легла ничком и так умерла. Но эльфы позаботились о младенце, сыне Хуора, и Туор вырос среди них. Был он прекрасен собой и золотоволос, как все в роду отца его, и вырос он могучим, высоким и отважным. Выросши среди эльфов, постиг он все науки и искусства, что были ведомы вождям эдайн, покуда не погибли северные княжества. Но шли годы, и жизнь исконных обитателей Хитлума, эльфов и людей, что еще оставались там, становилась все тяжелее и опаснее. Ибо, как рассказано в другой повести, Моргот нарушил обещание, данное вастакам, что служили ему, и не пустил их в богатые земли Белерианда, которых домогались вастаки, но загнал этот злобный народ в Хитлум и повелел им жить там. Они более не были друзьями Морготу, но продолжали служить ему из страха, и ненавидели всех эльфов. Оставшихся людей народа дома Хадора (то были по большей части старики, женщины и дети) они презирали и притесняли. Вастаки отбирали у них земли и добро, брали силой их женщин и обращали в рабство их детей. Орки свободно бродили по всей стране, охотясь на эльфов, что еще прятались в тайных убежищах в горах, и многих брали в плен и уводили в копи Ангбанда, в рабство к Морготу. Поэтому Аннаэль увел свой немногочисленный народ в пещеры Андрота. Жизнь их была тяжелой, и им все время приходилось быть настороже. Но вот Туору исполнилось шестнадцать лет. Он стал сильным, и научился искусно владеть оружием: секирой и луком Сумеречных Эльфов; и сердце юноши пылало при мысли о страданиях его народа, и он стремился отомстить оркам и вастакам. Но Аннаэль не отпустил его. "Далеко отсюда видится мне судьба твоя, Туор сын Хуора, - сказал он юноше. - Этот же край не освободится от тени Моргота, доколе не будет повержен самый Тангородрим. И ныне мы решились оставить наконец эти земли и уйти на юг. И ты пойдешь с нами." - Но как же нам укрыться от глаз врагов? - спросил Туор. - Ведь такой отряд, как наш, нельзя не заметить. - Будем скрываться, - ответил Аннаэль, - и, если нам повезет, мы отыщем тайный ход, который зовется Аннон-ин-Гелид, Врата Нолдор; ибо он создан их трудами, давным-давно, во дни Тургона. Услышав это имя, Туор встрепенулся, сам не зная почему. И принялся он расспрашивать Аннаэля о Тургоне. - Это сын Финголфина, - отвечал ему Аннаэль, - и ныне, после гибели Фингона, он считается верховным королем Нолдор. Моргот боится его более, чем кого бы то ни было. Тургон еще жив: ему удалось спастись в день Нирнайт, ибо Хурин из Дор-ломина и Хуор, твой отец, прикрыли его отступление, преградив ущелье Сириона. - Тогда я пойду искать Тургона, - сказал Туор. - Неужели он не поможет мне - в память о моем отце? - Не найдешь, - вздохнул Аннаэль. - Крепость его сокрыта от глаз эльфов и людей, и никто из нас не знает, где она. Быть может, некоторым Нолдор это и известно, но они никому не скажут. Но если хочешь поговорить с ними, послушайся моего совета и иди со мной: в дальних гаванях на юге ты, быть может, и встретишь пришельцев из Сокрытого Королевства. Так и вышло, что эльфы оставили пещеры Андрота, и Туор отправился с ними. Но враги стерегли их жилища, и скоро прознали о походе. Едва отряд Аннаэля успел спуститься с гор, на него напало целое войско орков и вастаков, и эльфы разбежались кто куда, прячась в наступающей тьме. Но сердце Туора возгорелось пламенем битвы, и он не бросился бежать. Туор был еще совсем мальчик, но секирой владел не хуже отца, и долго сражался, и перебил много врагов. Но в конце концов его одолели и взяли в плен, и привели к Лоргану-вастаку. Этот Лорган был вождем вастаков и объявил себя владыкой всего Дор-ломина и вассалом Моргота. И Туор стал его рабом. Тяжка и горька была жизнь пленника, ибо Лорган знал, что Туор из рода прежних владык Дор-ломина и обращался с ним хуже, чем со всеми остальными рабами: Лорган был рад унизить гордость Дома Хадора. Но Туор был умен, держался настороже и терпеливо сносил побои и насмешки. Поэтому со временем жизнь его стала полегче, и его, по крайней мере, не морили голодом, как большинство несчастных рабов Лоргана. Ибо Туор был силен и искусен, а Лорган неплохо кормил свой рабочий скот, пока тот был молод и мог работать. И вот, через три года рабства, Туору наконец представился случай бежать. Он был теперь почти совсем взрослым, и стал выше и сильнее любого вастака. И однажды, когда Туора вместе с другими рабами отправили на работу в лес, он внезапно напал на охранников, перебил их топором и скрылся в горах. Вастаки пытались выследить его с собаками, но у них ничего не вышло: почти все псы Лоргана были друзьями Туора, и, завидев его, просто ласкались к нему, а он отсылал их домой и они послушно убегали. И так он в конце концов добрался до пещер Андрота и стал жить там один. Целых четыре года прожил он изгоем в земле своих отцов. Он сделался угрюмым отшельником, и вастаки боялись даже его имени, ибо он часто спускался с гор и убивал всех вастаков, которые ему попадались. За его голову назначили большую награду; но вастаки не смели напасть на его убежище, даже с сильным отрядом; ибо они боялись эльфов и избегали тех мест, где когда-то жил этот народ. Но говорят, что Туор покидал свое убежище не ради мести: он все пытался найти Врата Нолдор, о которых говорил ему Аннаэль. Но он не нашел их, ибо не знал, где искать. А те немногие эльфы, что жили еще в горах, даже не слышали о них. Шло время, и судьба пока что благоприятствовала Туору, но он все же знал, что дни изгоя сочтены, и всегда кратки и безнадежны. К тому же он совсем не хотел прожить всю жизнь бездомным дикарем в горах: сердце его стремилось к великим деяниям. Говорят, что в этом проявилась власть Ульмо. Ибо Ульмо собирал вести обо всем, что происходит в Белерианде, и каждый ручеек, бегущий из Средиземья к Великому Морю, был его вестником и посланником; а кроме того, он издревле водил дружбу с Кирданом и корабелами, жившими в Устьях Сириона. И в то время Ульмо больше всего заботился о судьбах дома Хадора, ибо в своих глубочайших замыслах предназначил потомку этого рода быть спасителем Изгнанников. Ульмо знал о судьбе Туора: Аннаэлю и многим другим удалось бежать из Дор-ломина и добраться до поселений Кирдана далеко на юге. Так и случилось, что в день начала года (двадцать третьего с Нирнайт) Туор сидел у источника, что журчал вблизи входа в его пещеру и, обратясь к западу, смотрел, как солнце садится в облака. И вдруг ему захотелось встать и уйти, не медля ни минуты. - Я оставляю ныне серые земли моих сородичей, которых нет более, - воскликнул он, - и отправляюсь навстречу своей судьбе! Но куда же мне идти? Долго искал я Врата, но так и не нашел их. Тогда взял он арфу, что всегда была при нем, ибо он был искусным музыкантом, и, не думая об опасности, звонко запел песню северных эльфов, сложенную для ободрения духа. Он пел, и родник у его ног вдруг забурлил и переполнился водой, и с горы хлынул шумный поток. И Туор решил, что это знак, и тотчас встал и пошел за ручьем. И так он спустился с высоких гор Митрима и вышел на северную равнину Дор-ломина. Поток становился все полноводнее, и Туор шел за ним на запад, и через три дня на западе показались серые вершины Эред Ломина. Они тянулись с севера на юг, преграждая путь к Западным берегам. Туор ни разу не бывал здесь за время своих скитаний. Вблизи гор земля снова стала неровной и каменистой, и скоро тропа пошла наверх, а поток устремился в каменную расщелину. Но к вечеру третьего дня, когда над землей стали сгущаться серые тени, Туор увидел перед собой каменную стену, в которой было отверстие, подобное высокой арке. Поток нырнул туда и скрылся во тьме пещеры. - Значит, надежда обманула меня! - разочарованно протянул Туор. - Мое знамение привело в тупик, да еще в землях, где полно врагов! Исполненный печали, присел он между камней на крутом берегу потока и провел там бессонную ночь. Костер он не стал разводить, хотя было очень холодно - шел месяц сулимэ, и в этих северных краях было еще далеко до весны, а с востока дул ледяной ветер. Но когда слабые лучи восходящего солнца пробились сквозь туманы Митрима, Туор услышал голоса и, взглянув вниз, с удивлением увидел двух эльфов, шедших по мелководью. Когда они выбрались на берег, Туор встал и окликнул их. Они тотчас бросились к нему, выхватив сияющие мечи. Они были в серых плащах, но из-под плащей блеснули кольчуги. Туора поразил их облик: он никогда прежде не видел столь прекрасных лиц, но свет их очей был грозен. Туор выпрямился и спокойно ожидал их. Эльфы же, видя, что он не обнажил меча и слыша его приветствие на эльфийском наречии, убрали мечи в ножны и вежливо отвечали ему. И один из них сказал: - Мы - Гельмир и Арминас из народа Финарфина. Ты, должно быть, из народа Эдайн, что жил в этих краях до Нирнайт? И сдается мне, что ты из рода Хадора и Хурина, ибо золото твоих волос ясно говорит об этом. И отвечал ему Туор: - Да, я Туор, сын Хуора, сына Галдора, сына Хадора; но ныне я хочу оставить наконец этот край, ибо здесь я изгнанник, и родичей у меня не осталось. - Если ты хочешь бежать отсюда в южные гавани, - сказал ему Гельмир, - то ты на верном пути. - Я и сам так думал, - ответил Туор. - Я шел за ручьем, что внезапно истек из горного ключа, и он привел меня к этому обманчивому потоку. Но теперь я не знаю, куда идти дальше, ибо он уходит во тьму. - Сквозь тьму можно выйти к свету, - заметил Гельмир. - И все же тот, кто может, идет под Солнцем, - возразил Туор. - Но раз вы из Нолдор, скажите мне, если можете, где находятся Врата Нолдор. Ибо я долго искал их, с тех самых пор, как мой приемный отец, Аннаэль из Сумеречных Эльфов, рассказал мне о них. И эльфы со смехом ответили ему: - Твои поиски завершены: мы сами только что прошли через них. Вот они, перед тобой! - и они указали на арку, куда убегал поток. - Ступай! И сквозь тьму ты выйдешь к свету. Мы покажем тебе дорогу, но провожать тебя мы не можем - мы посланы в те земли, откуда бежали когда-то, и наше дело не терпит отлагательств. - Но не страшись, - добавил Гельмир, - высокий удел начертан на твоем челе, и тебе суждено уйти далеко отсюда, далеко за пределы Средиземья, если я верно угадал. Туор спустился по ступенькам вслед за Нолдор, и они пошли вброд по холодной воде, пока не оказались в тени каменной арки. Тогда Гельмир достал один из тех светильников, которыми славились Нолдор: эти светильники были сотворены много лет назад в Валиноре, и ни ветер, ни вода не могли угасить их; когда с них снимали покров, они источали ясный голубой свет, лившийся из прозрачного кристалла, наполненного пламенем. Гельмир поднял светильник над головой, и в этом свете Туор увидел, что река течет вниз в глубокий тоннель, и вдоль ее каменного русла в скале вырублены ступени, уходящие во мрак, куда не проникал свет лампы. Пройдя перекат, они очутились под огромным каменным куполом. Рядом река с грохотом обрушивалась вниз с крутого обрыва, и шум водопада эхом отдавался в сводах пещеры. Ниже река снова уходила под арку в другой тоннель. У водопада Нолдор простились с Туором. - Теперь мы должны торопиться обратно, - сказал Гельмир, - в Белерианде готовятся большие и опасные дела. - Не пришел ли час, когда Тургон выйдет из тайного убежища? - спросил Туор. Эльфы взглянули на него с изумлением. - Это касается больше Нолдор, чем сынов человеческих, - заметил Арминас. - Что тебе известно о Тургоне? - Немного, - сказал Туор. - Я знаю только, что мой отец помог ему спастись из Нирнайт, и что в его тайной твердыне кроется надежда Нолдор. Но его имя вечно звучит в моем сердце и просится на язык, не знаю, почему. И, будь моя воля, я бы отправился искать его, вместо того чтобы вступать на этот темный и страшный путь. Но, быть может, это и есть путь к его жилищу? - Кто знает? - отвечал эльф. - Жилище Тургона сокрыто, сокрыты и пути к нему. Я не знаю их, хотя долго искал их. Но если бы они были известны мне, я не открыл бы их ни тебе, ни кому другому из людей. Но Гельмир сказал: - Мне доводилось слышать, что вашему роду покровительствует Владыка Вод. И если он решил привести тебя к Тургону, ты придешь к нему, куда бы ты ни пошел. Ступай же ныне той дорогой, которую указали тебе воды горного ключа, и не страшись! Тебе недолго придется брести во тьме. Прощай! И не думай, что наша встреча была случайной; ибо Живущий в Глубинах еще может повелевать многим в этом краю. Анар калува тиэльянна! С этими словами Нолдор стали подниматься по лестнице, а Туор все стоял; но вот свет их лампы угас и он остался совсем один во тьме чернее ночи среди рева водопадов. Собрав все мужество, он двинулся вперед, держась левой рукой за стену. Сперва он шел очень медленно, потом попривык к темноте, заметил, что путь ровный и зашагал быстрее. Ему казалось, что он идет очень долго; он очень устал, но ему не хотелось отдыхать в темном тоннеле. И вот наконец далеко впереди показался свет. Туор ускорил шаг и вслед за шумным потоком прошел сквозь узкую высокую щель в стене навстречу золотому вечеру. Он очутился в глубоком ущелье с отвесными стенами. Ущелье смотрело точно на запад, и впереди в ясном небе садилось солнце, озаряя стены золотистым сиянием, а воды реки горели золотом, дробясь и пенясь на блестящих камнях. Туор был восхищен этим зрелищем. В нем снова вспыхнула надежда, и он пошел дальше, пробираясь вдоль южной стены, где была узкая полоска песка. А потом наступила ночь, и река скрылась во мраке - только звезды мерцали в темных омутах. Тогда Туор лег на песок и спокойно заснул: он забыл о страхе рядом с этой рекой, где струилась мощь Ульмо. Когда наступил день, он не торопясь пошел дальше. Солнце вставало за спиной и снова садилось впереди, и по утрам и вечерам над шумными перекатами и водопадами загорались радуги. Поэтому он назвал это место Кирит Нинниах. Так Туор шел еще три дня. Он пил холодную воду из реки, а есть ему не хотелось, хотя в реке плескалось множество рыб, переливавшихся золотом, серебром и всеми цветами радуги, подобно тем радугам, что висели в воздухе. А на четвертый день стены ущелья раздвинулись и стали менее высокими и крутыми; река же сделалась глубже и шире, ибо текла через горы и все новые и новые ручьи сбегали с них в Кирит Нинниах, обрушиваясь в реку сверкающими водопадами. Тогда Туор остановился и долго сидел, глядя на струи реки и внимая их бесконечному говору. Но вот наступила ночь, и в узкой полоске черного неба наверху холодным блеском засияли звезды. Тогда Туор возвысил голос и ударил по струнам арфы, и его песня и нежный перезвон струн заглушили шум воды и отозвались многоголосым эхом в скалах, и разнеслись над холмами, окутанными тьмой, и весь необитаемый край наполнился музыкой, летящей к звездам. Туор не знал, что вышел к Зычным Горам Ламмот, стоящим над заливом Дренгист. Некогда там пристали корабли Феанора, приплывшего из-за моря, и голоса его воинов раскатились могучим эхом по северным берегам еще до восхода Луны. Туор умолк в изумлении, и музыка медленно затихла в горах, и наступило молчание. И вдруг среди этой тишины в небе над ним раздался странный крик; и Туор не знал, кто это так кричит. Сперва он сказал себе: "Должно быть, это духи", потом: "Нет, это, наверно, какой-нибудь зверек скулит здесь в глуши", потом, услышав его снова, он сказал: "Нет, это голос какой-то ночной птицы, которую я не знаю". Этот звук показался ему печальным, и все же ему хотелось снова слышать его и пойти за ним: он звал его куда-то, но куда - Туор не знал. Наутро этот крик снова раздался над ущельем; Туор поднял голову и увидел трех больших белых птиц, летящих вдоль ущелья навстречу западному ветру - их могучие крылья сияли белизной в лучах утреннего солнца, и, пролетая над ним, они громко закричали. Так в первый раз увидел он больших чаек, которых любят Тэлери. Тогда Туор встал, желая пойти вслед за ними, и, чтобы лучше видеть, куда они летят, выбрался на левый берег. На краю обрыва в лицо ему ударил ветер с Запада, взъерошив ему волосы. Туор вдохнул свежий воздух полной грудью и воскликнул: - Этот ветер будоражит душу сильнее вина! Он не знал, что то был ветер с Великого Моря. Туор пошел вдоль реки вслед за чайками. Вскоре стены ущелья снова сдвинулись, и узкая протока наполнилась ревом воды. Туор взглянул вниз, и увидел, что бурный прилив запрудил теснину и преградил путь реке, которая стремится течь дальше, и огромная волна, увенчанная пеной, стеной вздымается чуть ли не вровень с обрывом. И вот прилив одолел реку, и вода с ревом хлынула вверх по ущелью, затопив его, и с грохотом катя валуны. Туору это показалось великим чудом. Так призыв морских птиц спас его от гибели во время прилива; а прилив в тот день был очень высоким: наступила весна, и с моря дул сильный ветер. Туор устрашился ярости этих странных вод, оставил берег и повернул на юг - и потому не достиг берегов залива Дренгист. Несколько дней он блуждал по голому неприютному краю. Та земля была выметена морским ветром, и все, что там росло, травы и кусты, клонилось в сторону гор, оттого что ветер все время дул с Запада. И так Туор вступил в пределы Невраста, где некогда жил Тургон; и наконец он внезапно (ибо береговые обрывы были выше склонов, что вели к ним) вышел к черной грани Средиземья, и узрел Великое море, Белегаэр Безбрежный. То был час, когда солнце опускалось за край мира, пылая ярким огнем; Туор одиноко стоял над обрывом, раскинув руки, и сердце его переполнилось стремлением к Морю. Говорят, что Туор первым из людей достиг Великого моря, и что лишь эльдары глубже изведали тоску, которую вселяет оно в душу. Туор надолго остался в Неврасте. Ему там было хорошо, потому что этот край, лежавший у моря и укрытый горами с севера и с востока, был более теплым и приветливым, чем равнины Хитлума. Туор давно привык жить один в глуши и кормиться охотой, так что еды ему хватало; ибо в Неврасте вовсю хозяйничала весна, и воздух звенел птичьими голосами. Птицы жили и по берегам, и на болотах Линаэвена посреди равнины; но голосов эльфов и людей в те дни не слышалось в этом пустынном краю. Туор нашел большое озеро, но до воды добраться не смог: берега были болотистыми, поросшими целыми лесами тростника; поэтому вскоре он ушел оттуда и вернулся к Морю, ибо оно звало его, и ему не хотелось надолго оставаться там, где не слышно шума волн. И на берегах моря Туор впервые нашел следы Нолдор прежних дней. Ибо к югу от Дренгиста высокие скалистые берега были изрезаны множеством бухточек и укромных заливов с песчаными пляжами у подножия черных блестящих утесов, и Туор часто находил ведущие к ним извилистые лестницы, вырубленные в скале, а у берега виднелись сложенные из огромных каменных блоков полуразрушенные пристани, к которым некогда причаливали эльфийские корабли. Много дней провел там Туор, любуясь изменчивым морем, а тем временем миновали весна и лето, и тьма сгущалась в Белерианде. Приближалась осень, роковая для Нарготронда. Быть может, птицы почувствовали, что грядет жестокая зима : те, что улетают на юг, рано начали сбиваться в стаи, а те, что жили дальше на север, уже вернулись в Невраст. И вот однажды, сидя на берегу, Туор услышал шум и свист могучих крыльев и, подняв голову, увидел в небе семь белых лебедей, косяком летящих на юг. Но, пролетая над ним, они покружили и внезапно с плеском опустились на воду. Надо сказать, что Туор любил лебедей - он часто видел их в серых заводях Митрима; и, к тому же, лебедь был гербом Аннаэля и народа, воспитавшего Туора. Поэтому он встал, приветствуя птиц, и окликнул их, дивясь их величине и царственной стати, какой он не видел раньше ни у одного лебедя; но птицы захлопали крыльями и громко закричали, словно сердились на Туора и хотели прогнать его с берега. Потом они с шумом взлетели и стали кружить у него над головой, обдавая его ветром от крыльев; потом они описали большой круг и полетели на юг. И воскликнул Туор: - Это знак, что я задержался! Он взбежал на обрыв и увидел, что лебеди все кружат в небе; но когда он пошел вслед за ними на юг, они полетели вперед. Туор шел вдоль берега ровно семь дней, и каждое утро его будил на рассвете шум крыльев, а днем лебеди летели впереди него. Чем дальше, тем ниже становились берега, и на них росли цветы и густая трава, а на востоке появились леса, желтеющие к осени. Но впереди показалась высокая горная гряда, преграждавшая путь; на западе она оканчивалась высоким пиком: мрачная башня, одетая тучами, вздымалась в небо над зеленым мысом, вытянувшимся в море. Эти серые горы были не чем иным, как западным отрогом Эред Ветрина, ограждавшего с севера Белерианд, а пик назывался гора Тарас - то была самая западная из гор этого края. За много миль была видна ее вершина мореходам, что плыли к смертным берегам. У ее подножия некогда жил Тургон в чертогах Виньямара, древнейшем из каменных дворцов, что возвели Нолдор в землях изгнания. Эти чертоги и поныне стояли там, опустевшие, но прочные, возвышаясь на крутых уступах над морем. Годы не разрушили их, и прислужники Моргота обходили их стороной; но ветры, дожди и морозы точили их, и трещины стен и крыши густо поросли неприхотливыми серо-зелеными растениями, привыкшими к соленому морскому ветру и способными жить на голом камне. Туор набрел на старую дорогу и долго шел меж зеленых холмов и стоячих камней; на закате он вышел к древним чертогам с высокими дворами, где гуляли ветры. Ни тени страха и зла не таилось в них, но Туора охватило трепетное благоговение, когда он подумал о тех, кто жил здесь когда-то, а теперь ушел неведомо куда: гордый народ, бессмертный, но обреченный, пришедший из дальних земель за Морем. И Туор обернулся назад и вгляделся, как часто вглядывались они, в даль мерцающих беспокойных вод. Потом он снова повернулся к дворцу, и увидел, что лебеди опустились на верхний уступ, у западных дверей чертога; они захлопали крыльями, и Туору показалось, что они зовут его войти. Тогда Туор взошел наверх по широким лестницам, наполовину заросшим гвоздичником и дремой, прошел под могучей аркой и вступил под своды дома Тургона. И вот наконец он вошел в зал со множеством колонн. Большим виделся тот чертог снаружи, но изнутри он явился Туору огромным и величественным, и Туор исполнился такого благоговения, что боялся будить эхо в пустых стенах. Внутри он увидел только высокий трон на ступенях в восточном конце зала, и направился к нему, стараясь ступать как можно тише; но его шаги звенели, как поступь судьбы, и отдавались эхом в колоннадах. Остановившись перед троном, окутанным тенями, Туор увидел, что тот высечен из единого куска скалы и исписан непонятными письменами. И в этот миг заходящее солнце заглянуло в высокое окно под западным скатом крыши, и луч света упал на стену прямо перед Туором и засверкал на стали. Туор с изумлением увидел, что на стене над троном висят щит, большая кольчуга, шлем и длинный меч в ножнах. Кольчуга сияла, как нетускнеющее серебро, и солнечный луч осыпал ее золотыми искрами. А щит был необычный, Туор таких никогда не видел: длинный, клинообразный, с лебединым крылом на синем поле. Тогда Туор заговорил, и его голос прозвучал под сводами как вызов: - Во имя этого знака я беру это оружие себе, и принимаю на себя судьбу, которая таится в нем. И он взял щит, и тот оказался удивительно легким и удобным: он, видимо, был сделан из дерева, но искусные эльфийские кузнецы обили его стальными листами, тонкими, как фольга, но прочными, и это защитило его от древоточцев и от сырости. Тогда Туор облачился в кольчугу, и надел на голову шлем, и опоясался мечом (ножны меча были черными, перехваченными серебряными обручами). Вооружившись, вышел он из Тургонова чертога и встал на высоком уступе Тараса в алых лучах солнца. Никто не видел, как он стоял, обратясь на Запад, сверкая серебром и золотом доспехов; и не знал он, что в тот час был подобен одному из могучих Владык Запада. Воистину, достоин он был стать отцом королей Людей из-за моря, что и было суждено ему ; ибо когда Туор сын Хуора надел это оружие, в нем произошла перемена, и сердце его исполнилось величия. И вот, когда он вышел из дверей чертога, лебеди поклонились ему и, вырвав по перу из своих крыльев, протянули их ему, склонившись к его стопам; и он взял семь перьев и воткнул их в верх шлема, лебеди же поднялись в небо и улетели на север, озаренные закатом, и Туор не видел их более. Теперь Туора потянуло на берег, и он спустился по длинным лестницам к широкому пляжу, окаймлявшему с севера мыс Тарас. По дороге он увидел, что солнце садится в огромную черную тучу, поднимающуюся над потемневшим морем. Похолодало; по морю бежали барашки - надвигалась буря. И Туор стоял на берегу; и солнце горело, как дымный костер на фоне грозного неба. И показалось Туору, что вдали из моря восстала огромная волна и медленно покатилась к земле; но он остался на месте, застыв от изумления. А волна все приближалась, окутанная туманным сумраком. Неподалеку от берега ее гребень изогнулся, рухнул вниз и хлынул на песок длинными пенными рукавами; но в том месте, где рассыпалась волна, на фоне надвигающихся туч осталась стоять мрачная, огромная, величественная фигура. Туор благоговейно склонился пред ней, ибо ему почудилось, что он зрит могучего царя. Высокая серебряная корона венчала его, а из-под нее струились длинные кудри, мерцающие во мраке, как пена морская; шествуя к берегу, он откинул свой серый плащ, который окутывал его подобно туману, и под плащом оказалась сияющая кольчуга, облекавшая его тело подобно чешуе могучей рыбы, и темно-зеленый кафтан, блиставший и переливавшийся морскими огнями. Так Живущий в глубинах, Владыка вод, которого Нолдор зовут Ульмо, явился Туору сыну Хуора из рода Хадора пред чертогами Виньямара. Он не вышел на берег, но остановился по колено в темной воде и заговорил с Туором; но свет его очей и глубокий голос, исходивший, казалось, из самого основания мира, поразили Туора страхом, и он повергся ниц. - Восстань, Туор сын Хуора! - рек Ульмо. - Не страшись моего гнева, хотя долго взывал я к тебе, а ты не слышал меня; и, выйдя наконец в путь, замедлил в дороге. Весной должен был ты стоять здесь; ныне же жестокая зима мчит сюда из страны Врага. Ты должен научиться спешить; и путь твой не будет легким и приятным, как было задумано мною. Ибо советы мои отвергнуты , и великое зло пробирается в долину Сириона, и вражеское войско встало меж тобой и твоей целью. - Куда же идти мне, государь? - спросил Туор. - Туда, куда давно стремилось твое сердце, - ответил Ульмо. - Ты должен найти Тургона и узреть сокрытый град. Ибо в доспехи эти ты облачился затем, чтобы быть моим посланцем. Давным-давно оставили их здесь по моему велению. Но ныне придется тебе идти сквозь мрак и опасности. А потому надень этот плащ, и не снимай его, пока не достигнешь цели. И почудилось Туору, что Ульмо разорвал свой серый плащ, и бросил ему лоскут - и тот был так велик, что окутал Туора с головы до ног, словно огромный плащ. - В нем ты пойдешь, и тень моя укроет тебя, - сказал Ульмо. - Но не медли более: в землях, озаряемых Анаром и сжигаемых пламенем Мелькора, он скоро рассеется. Согласен ли ты исполнить мое поручение? - Согласен, государь, - ответил Туор. - Тогда я вложу в твои уста слова, что ты должен произнести перед Тургоном, - сказал Ульмо. - Но прежде я обучу тебя, и многое услышишь ты, что неведомо ни людям, ни могущественнейшим из эльдаров. И Ульмо поведал Туору о Валиноре и о его затмении, и об изгнании Нолдор, и о Пророчестве Мандоса, и о сокрытии Благословенного края. - Но знай, - рек он, - что в доспехах Судьбы (как зовут ее Дети Илуватара) всегда есть уязвимое место, и в стене Рока есть брешь - есть, и будет до исполнения всех начал, которое вы зовете Концом. Так будет, доколе есмь аз, тайный глас, спорящий с ней, свет, сияющий во тьме. И хотя кажется, что в эти черные дни я противлюсь воле моих собратий, Западных владык, это было предназначено мне еще до сотворения мира. Но силен Рок, и тень Врага растет, я же умаляюсь, и ныне в Средиземье я стал всего лишь тайным шепотом. Воды, текущие на запад, иссыхают, и источники их отравлены, и сила моя уходит из этого края; ибо эльфы и люди не видят и не слышат меня, подавленные могуществом Мелькора. И ныне близится исполнение Проклятия Мандоса, и все творения Нолдор погибнут, и все надежды их обратятся во прах. Ныне осталась одна, последняя надежда, которой они не ждали и не ведали. И надежда эта таится в тебе; ибо ты избран мною. - Значит, Тургон не устоит перед Морготом, как надеются все эльдары? - спросил Туор. - И что мне делать, государь, если я доберусь до Тургона? Воистину, мечтал я повторить дела моего отца и быть рядом с этим владыкой в час беды, но что могу сделать я, простой смертный, средь стольких доблестных воинов Высшего народа Запада? - Если я решил послать тебя, Туор сын Хуора, знай, что твой единственный меч стоит того. Ибо в грядущих веках вечно будут эльфы помнить доблесть аданов, дивясь тому, как легко отдавали они жизнь, которой им было отпущено так мало. Но я посылаю тебя не одной твоей доблести ради, но затем, чтобы породить на свет надежду, тебе незримую, и светоч, что пронзит тьму. Пока Ульмо говорил, свист ветра обратился в вой, и небо почернело; и плащ Владыки вод развевался на ветру, подобно туче. - Теперь уходи, - молвил Ульмо, - дабы Море не поглотило тебя. Ибо Оссе покорен воле Мандоса, а тот разгневан, ибо он - слуга Рока. - Повинуюсь, - сказал Туор. - Но если я избегну Рока, что мне сказать Тургону? - Если ты достигнешь его, - ответил Ульмо, - слова сами придут к тебе, и уста твои скажут то, что угодно мне. Говори не страшась! А потом делай то, что подскажет твое сердце и твоя доблесть. Береги мой плащ, он сохранит тебя. И я пошлю тебе спасенного мною от гнева Оссе, и он поведет тебя - последний мореход с последнего корабля, что отправится на Запад до восхода Звезды. А теперь возвращайся на берег! Раздался удар грома, и над морем полыхнула молния; и Туор узрел Ульмо, возвышающегося над волнами подобно серебряной башне, полыхающей отблесками света; и он прокричал навстречу ветру: - Иду, государь! Но все же сердце мое стремится к Морю. И тогда Ульмо воздел огромный рог, и над морем разнесся протяжный звук - рев бури рядом с ним был не громче шепота летнего ветерка над озером. И звук этот достиг ушей Туора, и охватил его, и переполнил его, и Туору показалось, что берега Средиземья растаяли, и в великом видении открылись ему все воды мира: от земных жил до речных устьев, от берегов и заливов до морских глубин. Узрел он Великое море в его вечном непокое, кишащее странными созданиями; узрел его все, вплоть до бессветных глубин, в которых средь вечной тьмы раздаются голоса, ужасные для ушей смертных. Быстрым оком валаров обозрел он его бесконечные равнины, неподвижно лежащие под ясным оком Анара, или блещущие под двурогим Месяцем, и встающие гневными валами, что вечно разбиваются о берега Сумеречных островов , и наконец, вдали, за бессчетные лиги от смертных берегов, едва видимо взгляду, явилась ему гора, вздымающаяся на немыслимую высоту, одетая сияющим облаком, и у подножия горы - сверкающая полоса прибоя. Но когда Туор напряг слух, чтобы расслышать шум тех далеких волн, и зрение, чтобы разглядеть это далекое сияние, звук оборвался, и вокруг снова был лишь рев бури, и ветвистая молния расколола небо у него над головой. Ульмо исчез, и море ярилось - бешеные валы Оссе неслись на стены Невраста. Туор бежал от ярости моря. С трудом поднялся он обратно на уступы: ветер прижимал его к откосу, а когда он взобрался наверх, согнул в три погибели. Поэтому Туор укрылся от непогоды в темном и пустом зале и провел ночь в каменном кресле Тургона. Самые колонны сотрясались под ударами бури, и Туору мерещилось, что ветер доносит стоны и дикие вопли. Но он устал, и время от времени засыпал - и тогда его тревожили сны; но запомнил он лишь один: он видел остров, и крутую гору посреди него, и солнце, садящееся за гору, и меркнущее небо; а над горой сияла одинокая ослепительная звезда. После этого сна Туор заснул крепко, потому что гроза кончилась еще до рассвета и ветер угнал черные тучи на восток. На рассвете Туор, наконец, пробудился, встал и оставил высокий трон. Проходя по залу, он увидел, что тот полон морских птиц, загнанных в него бурей. Он вышел, когда последние звезды на западе угасали в лучах наступающего дня. И увидел он, что ночью волны вздымались вровень с верхними уступами: водоросли и гальку нанесло к самым дверям. Туор спустился на последний уступ, взглянул вниз и увидел эльфа, закутанного в мокрый серый плащ. Эльф сидел среди камней и водорослей, выброшенных морем, прижавшись к стене, и молча смотрел вдаль, за длинные гребни волн, разбивающихся о берега, истерзанные штормом. Все было тихо, лишь снизу доносился шум прибоя. Глядя на безмолвную серую фигурку, Туор вспомнил слова Ульмо, и неизвестное прежде имя пришло к нему, и он окликнул незнакомца: - Привет тебе, Воронве! Я жду тебя . Эльф обернулся. Туор встретил пронзительный взгляд его глаз, серых как море, и понял, что этот эльф из высшего племени Нолдор. Но когда эльф разглядел Туора, что стоял на высоком утесе в сером плаще, подобном тени, в глазах его появились страх и изумление. Несколько мгновений они молча глядели друг другу в лицо, а потом эльф встал и поклонился Туору в ноги. - Кто ты, государь? - спросил он. - Долго боролся я с безжалостным морем. Скажи мне, не случилось ли чего-нибудь важного с тех пор, как я оставил землю? Быть может, Тень повержена? Быть может, Сокрытый народ вышел наружу? - Нет, - ответил Туор. - Тень растет, и Сокрытое остается сокрытым. Эльф надолго умолк. - Тогда кто же ты? - спросил он наконец. - Давно оставил мой народ эти земли, и с тех пор никто не жил здесь. Сперва, по твоему одеянию, я принял тебя за одного из них, но теперь я вижу, что ты из рода людей. - Это так, - ответил Туор. - А ты - последний мореход с последнего корабля, отплывшего на Запад из Гаваней Кирдана? - Это так, - ответил эльф. - Я Воронве сын Аранве. Но откуда известны тебе мое имя и моя судьба? - Они известны мне, ибо я беседовал с Владыкой вод вчера на закате, - отвечал Туор, - и он сказал, что спасет тебя от гнева Оссе и пошлет мне в проводники. Тогда в страхе и изумлении вскричал Воронве: - Ты беседовал с Ульмо Могучим? Воистину, велика твоя доблесть, и судьба твоя высока! Но куда же вести мне тебя, государь? Ведь ты, должно быть, могучий владыка людей, и многие повинуются твоему слову. - Нет, я беглый раб, - сказал Туор. - Я одинокий изгой в пустынном краю. Но мне дано поручение к Тургону Сокрытому королю. Известна ли тебе дорога к нему? - Многие, что не были рождены рабами и изгоями, стали ими в эти злые времена, - ответил Воронве. - Мне кажется, что ты знатного рода. Но будь ты даже первым средь людей, ты не вправе видеть Тургона, и поиски твои будут напрасны. Даже если я отведу тебя к его вратам, войти ты не сможешь. - Я не прошу вести меня дальше врат, - возразил Туор. - Тогда Рок вступит в борьбу с советами Ульмо. И если Тургон не примет меня, путь мой завершится, и Рок возьмет верх. Но что до моего права видеть Тургона: я не кто иной, как Туор, сын Хуора и родич Хурина, чьих имен Тургон не забудет. И я ищу его по велению Ульмо. Разве забыл Тургон реченное древле: "Помни, последняя надежда Нолдор грядет с Моря?" Или еще: "Когда опасность будет близка, явится некто из Невраста и предупредит тебя" ? Я - тот, кому должно прийти, и я облачился в доспехи, мне приготовленные. Туор сам дивился, говоря это, ибо слова, что сказал Ульмо Тургону, когда тот покидал Невраст, не были прежде ведомы ни ему, и никому, кроме Сокрытого народа. Тем более изумлен был Воронве; он обернулся, взглянул в даль моря и вздохнул. - Увы! - сказал он. - Мне так не хочется возвращаться! Средь морских пучин часто давал я обет, что, если только снова попаду на землю, я поселюсь вдали от Северной Тени - у Гаваней Кирдана или, быть может, в прекрасных лугах Нан-татрена, где весна так прекрасна, что и во сне не привидится. Но раз за то время, пока я скитался, зло набрало силу, и смертельная опасность угрожает моему народу, я должен вернуться к нему. Он снова обернулся к Туору. - Я отведу тебя к тайным вратам, - сказал он, - ибо мудрый не станет оспаривать советы Ульмо. - Тогда пойдем вместе, как нам велено, - сказал Туор. - Но не грусти, Воронве! Сердце подсказывает мне, что путь твой далек и ведет тебя за пределы Тени; и твоя надежда приведет тебя к Морю . - И тебя, - ответил Воронве. - Но теперь мы должны оставить его: нам надо спешить. - Да, конечно, - сказал Туор. - Но куда ты поведешь меня, и долго ли нам идти? Может быть, надо сперва запастись едой на дорогу? Если дорога далека, зима застанет нас в пути. Но Воронве не хотел сказать ничего определенного насчет дороги. - На что способны люди, тебе лучше знать. А я из Нолдор. Долгий нужен голод, жестокий нужен мороз, чтобы убить потомка тех, кто перешел Вздыбленный лед! Чем, ты думаешь, питались мы в соленой пустыне моря все эти бессчетные дни? Разве не слышал ты об эльфийских дорожных хлебцах? У меня еще осталось то, что хранит до последнего всякий мореход. Он распахнул плащ и показал Туору запечатанную сумку на поясе. - Ни время, ни морская вода не испортят их, пока они запечатаны. Но это мы прибережем на крайний случай; уж наверно, изгой и охотник сумеет добыть еду, пока не наступила зима. - Быть может, - ответил Туор. - Но охотиться не всегда безопасно, даже тем, чьи дела не столь важны. И к тому же те, кто охотится, медлят в пути. И вот Туор с Воронве собрались в дорогу. Туор, кроме Тургоновых доспехов и оружия, взял с собой только охотничий лук со стрелами, а свое копье, на котором северными эльфийскими рунами было написано его имя, он повесил на стену в знак того, что он был здесь. У Воронве из оружия был только короткий меч. Еще до восхода солнца оставили они древний чертог Тургона, и Воронве повел Туора на запад, в обход горы Тарас, через большой мыс. Некогда там проходила дорога из Невраста в Бритомбар, но теперь это была всего лишь заросшая тропа, идущая по зеленой насыпи. Она привела их в Белерианд, в северную часть Фаласа; потом они свернули на восток, к темным лесам на склонах Эред Ветрин, и там они укрылись и отдыхали до темноты: хотя древние поселения фалатримов, Бритомбар и Эгларест, были далеко, орки попадались и в этих местах, и по всей стране бродили шпионы Моргота - он боялся кораблей Кирдана, которые время от времени высаживали здесь десанты, соединявшиеся с войсками Нарготронда. Туор и Воронве, закутавшись в плащи, притаились на склоне горы, и тихо беседовали. Туор расспрашивал Воронве о Тургоне, но Воронве избегал говорить об этом, а рассказывал больше о поселениях на острове Балар и в Лисгард'е, тростниковых зарослях в Устьях Сириона. - Туда собирается все больше эльдаров, - говорил он, - потому что все, кто устал от войны и от соседства с Морготом, ищут там убежища. Но я пришел туда не по своей воле. Ибо после Браголлах и падения Осады Ангбанда Тургон начал опасаться, что Моргот окажется сильнее и возьмет верх. И тогда Тургон впервые выслал наружу своих воинов с тайным поручением. Они спустились вдоль Сириона к Устьям и там построили корабли. Но их хватило только на то, чтобы доплыть до большого острова Балар - кораблей, способных подолгу выдерживать удары волн Белегаэра Великого, Нолдор строить не умеют . На острове, недосягаемом для Моргота, они заложили поселения. Но позднее, когда Тургон узнал о разорении Фаласа и гибели древних Гаваней Корабелов, что лежат вон там, перед нами, и стало известно, что Кирдан с остатками своего народа уплыл на юг в бухту Балар, Тургон снова отправил посланцев на юг. Немного лет прошло с тех пор, но мне эти годы кажутся самыми долгими в моей жизни. Ибо я был одним из тех гонцов. Я был еще юн для эльдара - я родился в Средиземье, здесь, в Неврасте. Моя мать из Сумеречных Эльфов Фаласа, она в родстве с самим Кирданом - в первые годы владычества Тургона в Неврасте было большое смешение племен, - и от народа матери мне досталась душа морехода. Потому меня и отправили в числе прочих. Ибо нам было велено разыскать Кирдана и просить его, чтобы он помог нам построить корабли: Тургон надеялся, что его послания и мольбы о помощи достигнут Западных Владык прежде, чем все погибнет. Но я задержался в пути. Мало земель видел я до тех пор - и не видел ни одной прекраснее весеннего Нан-тат`рена. Очарование того края неизъяснимо, Туор, - ты поймешь это, если тебе самому придется идти на юг вдоль Сириона. Он исцелит от тоски по морю любого, кроме тех, кого влечет сама Судьба. Ульмо там - лишь слуга Йаванны, и красота той земли даже не снилась жителям суровых северных гор. В тех краях Сирион вбирает в себя Нарог, и не спешит более, но струится тихо и раздольно по пышным лугам, а по берегам реки, искрящейся на солнце, высится стройный лес цветущих ирисов. В траве рассыпаны цветы - как самоцветы, как прозрачные колокольчики, как алые и золотые огоньки, как мириады многоцветных звезд на зеленом небосводе. Но прекраснее всего ивы Нан-татрена. Их бледно-зеленые кроны серебрятся на ветру, а в шелесте бесчисленных листьев звучит чарующая музыка: дни и ночи напролет стоял я по колено в траве, и слушал, и не мог наслушаться. И чары той земли охватили меня, и забыл я море в сердце своем. Я бродил по лугам, давая имена незнакомым цветам, или лежал и дремал под пение птиц и гудение пчел. Жил бы я там и поныне, забыв о горестях моих сородичей - и о мечах Нолдор, и о кораблях телеров, - но судьба моя решила иначе. Или, быть может, сам Владыка вод - велика его власть в том краю. И вот однажды пришло мне на ум сделать плот из ивовых сучьев, чтобы плавать по светлому лону Сириона, и я сделал этот плот, и так решилась моя судьба. Ибо случилось как-то раз, что я выплыл на середину реки, и вдруг налетел шквал. Он подхватил плот и унес меня из Края ив, вниз по реке, к Морю. И так, последним из посланцев, прибыл я к Кирдану. Из семи кораблей, что строил он для Тургона, шесть были уже готовы. Один за другим уплывали они на Запад, и ни один до сих пор не вернулся, и никаких вестей о них не слышно. Но соленый морской ветер вновь пробудил во мне дух народа моей матери, и радовался я морю и постигал науку мореплавания так легко, словно знал ее всю жизнь. И когда последний корабль был закончен, я рвался в море и думал так: "Если правду говорят Нолдор, на Западе есть луга, с которыми не сравниться и Краю ив. В Западных землях нет увядания, и Весна бесконечна. Вдруг и мне, Воронве, посчастливится достичь тех земель? Как бы то ни было, лучше блуждать в морских просторах, чем во Тьме с Севера". Гибели я не боялся - ведь корабли телеров не тонут. Но Великое море ужасно, о Туор сын Хуора; и оно ненавидит Нолдор, ибо повинуется Проклятию валаров. В нем таятся опасности пострашнее гибели в бездне: тоска, одиночество и безумие; ужасные бури - и безмолвие; и мрак, где гибнет всякая надежда, где нет ничего живого. Много берегов, диких и неприютных, омывает оно; много на нем островов, враждебных морестранникам. Не стану омрачать твою душу, о сын Средиземья, повестью о семи годах скитаний - семь долгих лет носило меня по Великому морю, от крайнего севера до крайнего юга; но Запада мы не достигли, ибо Запад закрыт для нас. Наконец нас охватило черное отчаяние. Мы устали от всего мира и повернули к дому, решив бежать от судьбы, что так долго щадила нас - лишь затем, чтобы больнее поразить потом. Мы уже завидели гору, и я радостно вскричал: "Смотрите, Тарас! Моя родина!" Но в этот миг пробудился ветер и примчал с Запада тучи, отягченные бурей. Волны гнались за нами, как живые твари, исполненные злобы, и молнии хлестали корабль; он превратился в беспомощную скорлупку, и море яростно набросилось на нас. Но меня, как видишь, пощадило: волна, мощнее, но спокойнее остальных, подняла меня с корабля, донесла до берега, выбросила на утес и отхлынула, обрушившись в море огромным водопадом. До твоего прихода я провел там не больше часа, и у меня все еще кружилась голова, когда я услышал твой голос. У меня и теперь стынет кровь при мысли о море. Оно поглотило всех моих друзей - а мы столько лет вместе скитались вдали от смертных земель... Воронве вздохнул и тихо продолжал, словно говоря сам с собой: - Но как же сияли нам звезды там, на краю света, когда ветер ненадолго отдергивал завесу облаков на западе! И вдали виделись нам белые тени - но были ли то дальние облака, или и впрямь довелось нам узреть вершины Пелоров над затерянными берегами дома эльдаров, как думали иные из нас, я не знаю. Далеко они, очень далеко, и кажется мне, что никому из смертных земель не суждено достичь их. Тут Воронве замолк; наступила ночь, и звезды сияли холодным блеском. Вскоре Туор с Воронве снова встали и отправились в путь, оставив море позади. О начале их путешествия говорится немного, ибо шли они по ночам, от заката до восхода, и тень Ульмо скрывала их, так что никто не мог увидеть их среди лесов, полей, болот и скал. Шли они осторожно, опасаясь ночных соглядатаев Моргота и чуждаясь хоженых путей. Воронве вел, а Туор следовал за ним. Он не задавал лишних вопросов, но примечал, что идут они прямо на восток вдоль подножий гор, и на юг не сворачивают. Туор дивился этому, ибо, как и большинство эльфов и людей, думал, что Тургон живет где-то вдали от северных войн. Медленным был их путь в сумерках и по ночам, в бездорожной глуши, а из королевства Моргота нагрянула жестокая зима. С севера задули пронзительные ледяные ветры, от которых не защищали даже горы, и скоро снег засыпал вершины, замел перевалы, и завалил леса Нуата еще до того, как облетела листва с деревьев . Они тронулись в путь в первой половине нарквелие, но еще до того, как они достигли Истоков Нарога, наступил хисиме с жестокими морозами. Вставал серый рассвет, когда путники после тяжелого ночного перехода наконец увидели перед собой долину, откуда выбегал Нарог - и Воронве застыл, пораженный горем и ужасом, не веря своим глазам: там, где некогда в огромной каменной чаше, выточенной струями вод, блистало меж крутых лесистых берегов прекрасное озеро Иврин, ныне все было испоганено и разорено: деревья повалены и сожжены, каменные берега разбиты, воды озера растеклись и стояли болотом. На месте Иврина была грязная замерзшая лужа, и над землей висел чад и липкий туман. - О горе! - вскричал Воронве. - Неужели и сюда пробралось зло? Некогда это место было недосягаемо для Ангбанда - но лапы Моргота тянутся все дальше. - Это то, о чем говорил Ульмо, - сказал Туор. - "Источники отравлены, и сила моя уходит из вод этого края". - Здесь побывала какая-то тварь пострашнее орков, - заметил Воронве. - Страх тяготеет над этим местом. Он вгляделся в землю у края лужи, и воскликнул: - Да, великое зло! Он подозвал к себе Туора и указал на следы: глубокую борозду, тянувшуюся с севера на юг, и по краям ее - расплывшиеся отпечатки огромных когтистых лап. - Видишь? - лицо эльфа побледнело от страха и отвращения. - Здесь недавно побывал Большой змей Ангбанда, самая ужасная из всех тварей Врага! Мы уже опоздали с нашим посланием к Тургону. Надо спешить. Едва он произнес это, как в лесу послышались чьи-то крики, и спутники застыли, прислушиваясь. Но голос был хороший, только горе звенело в нем - казалось, он повторял одно и то же имя, словно звал заблудившегося друга. Вскоре меж деревьев появился высокий человек в черных доспехах, с длинным обнаженным мечом в руке; и меч тот показался им большим дивом, ибо он тоже был черным - лишь края клинка сияли холодным блеском. Лицо того человека было искажено отчаянием, и, увидев разоренный Иврин, он горестно вскричал: - Иврин, Фаэльиврин! Гвиндор и Белег! Некогда исцелили меня эти воды - но отныне нет мне исцеления. И бросился бежать на север, словно очень спешил или за ним гнались. Долго еще слышали два друга, как он взывал: "Фаэливрин, Финдуилас!", пока его голос не затих вдали . Они не знали, что Нарготронд пал, и что человек этот - Турин сын Хурина, Черный меч. Так всего один раз, и то лишь на миг, сошлись пути двух родичей, Турина и Туора. Когда Черный меч скрылся в лесу, Туор с Воронве пошли дальше, хотя день уже наступил - горе незнакомца омрачило их души, и они не могли оставаться рядом с испоганенным Иврином. Но вскоре они все же отыскали себе укрытие - опасность чувствовалась повсюду. Сон их был кратким и неспокойным. К полудню стало темно и повалил снег, а к ночи ударил трескучий мороз. Снег и лед больше не таяли, и Жестокая зима, которую потом долго вспоминали, на целых пять месяцев сковала Север. Теперь Туор с Воронве страдали от холода, и все время боялись быть найденными по следам или провалиться в какую-нибудь ловушку, скрытую под снегом. Они шли еще девять дней, все медленнее и медленнее, потому что идти становилось все трудней. Воронве немного забрал к северу. Они перешли три истока Тейглина и снова повернули прямо на восток, оставив горы позади. Скрываясь, перешли они Глитуи и вышли к Малдуину, и увидели, что он покрыт черным льдом. И Туор сказал Воронве: - Страшен этот мороз; не знаю, как ты, а я близок к смерти. Положение их было ужасным: им давно не попадалось ничего съестного, а дорожные хлебцы были на исходе; и оба они промерзли до костей и падали с ног от усталости. [промерзли и устали] - Горе тому, кого преследует и Проклятие валаров, и злоба Врага, - промолвил Воронве. - Неужели я избежал пасти моря лишь затем, чтобы замерзнуть в снегу? - Далеко еще? - спросил Туор. - Довольно таиться, Воронве, - скажи, прямо ли ты ведешь меня, и куда мы идем? Если я должен истратить последние силы, мне нужно знать, не напрасно ли я мучаюсь. - Я вел тебя так прямо, насколько позволяла безопасность, - ответил Воронве. - Знай, что Тургон живет на севере земель эльдаров, хотя немногие верят в это. Мы уже близки к цели. Но впереди еще много лиг, даже по прямой, а нам еще надо перебраться через Сирион, и перед ним нас может подстерегать большая опасность. Мы скоро выйдем к дороге, что некогда соединяла Минас короля Финрода и Нарготронд . Слуги Врага ходят по ней и стерегут ее. - Я считал себя выносливейшим из людей, - сказал Туор, - и не одну зиму провел я в горах; но тогда у меня были пещера и костер, а в такой мороз, да еще голодным, мне, боюсь, далеко не уйти. Но все же надо идти, пока есть надежда. - У нас нет другого выбора, - сказал Воронве, - разве что лечь в снег и ждать смерти. И они весь день тащились вперед, уже не прячась - мороз был страшнее врагов. Снега становилось все меньше, потому что они снова шли на юг по Долине Сириона, и горы Дор-ломина остались далеко позади. Уже в сумерках они вышли на высокий лесистый склон, у подножия которого лежала Большая дорога. Внезапно они услышали голоса и, осторожно выглянув из-за деревьев, увидели внизу огонь. Посреди дороги, сгрудившись у большого костра, сидел отряд орков. - Гурт ан Гламхот! - проворчал Туор . - Вот теперь я сброшу плащ и возьмусь за меч. Я готов рискнуть жизнью ради того, чтобы погреться у костра, и даже оркские припасы будут хорошей добычей. - Нет! - отрезал Воронве. - В этом походе тебе поможет только плащ. Выбирай: либо костер, либо Тургон. Этот отряд здесь не один: у вас смертных, очень плохие глаза, раз ты не видишь других костров на севере и на юге. Ты поднимешь шум, и сюда нагрянет целое войско. Слушай, Туор! Закон Сокрытого королевства запрещает приводить за собой к Вратам погоню, и этот закон я не нарушу ни по велению Ульмо, ни ради спасения жизни. Если ты поднимешь орков, я брошу тебя. - Тогда ну их, - сказал Туор. - Но хотел бы я дожить до того дня, когда мне не придется пробираться мимо кучки орков, поджав хвост. - Тогда идем! - сказал Воронве. - Хватит спорить, а то они нас учуют. Пошли! Они стали пробираться меж деревьев на юг, по ветру, пока не оказались посередине меж двух оркских костров. Там Воронве остановился и застыл, прислушиваясь. - На дороге никого не слышно, - сказал он, - но неизвестно, что может таиться здесь в темноте. Он всмотрелся во тьму и зябко передернул плечами. - Воздух пропитан злом, - прошептал он. - Ах! Вон там лежит цель нашего пути и надежда на жизнь, но впереди смерть. - Смерть повсюду, - ответил Туор. - Но у меня остались силы только на кратчайший путь. Либо я пройду здесь, либо погибну. Я доверюсь плащу Ульмо - его хватит на двоих. Теперь поведу я! Сказав так, он подкрался к обочине дороги, и Воронве за ним. Туор крепко обнял Воронве, закутал его и себя серым плащом Владыки вод и шагнул вперед. Все было тихо. Над древней дорогой свистел холодный ветер. Внезапно и он стих. В тишине Туору показалось. что ветер переменился, словно дыхание края Моргота отступило, и с запада прилетел ветерок, слабый, как память о Море. Словно клок серого тумана на ветру, перелетели они мощеную дорогу и нырнули в кусты на восточной обочине. Тотчас же поблизости раздался дикий вопль, и вдоль дороги ему отозвались другие. Хрипло взвыл рог, и послышался топот. Но Туора это не остановило. В плену он достаточно выучил язык орков, чтобы понимать, что они кричат: часовые учуяли и услышали их, но пока не увидели. Охота началась. Они с Воронве из последних сил взобрались на длинный склон, густо заросший утесником и черникой вперемежку с рябинами и низкорослыми березками. Наверху они остановились, прислушиваясь к крикам и топоту орков, продиравшихся через кусты где-то внизу. Поблизости из зарослей вереска и ежевики торчал большой валун, и под ним было что-то вроде норы - как раз такой, в какую мог бы забиться измученный зверь в надежде спрятаться от погони или хотя бы подороже продать свою жизнь. Туор затащил Воронве в эту берлогу, и они легли бок о бок, укрывшись плащом и дрожа, как загнанные лисы. Они молчали; оба обратились во слух. Крики преследователей становились все тише. Орки редко забредали в пустынные земли, что лежали к западу и к востоку от дороги; они больше стерегли саму дорогу. Случайные беглецы мало заботили их - они боялись шпионов и вражеских разведчиков. Моргот поставил стражу на дороге не затем, чтобы поймать Туора и Воронве (о них он ничего не знал) и не затем, чтобы перекрыть путь идущим с запада - они должны были следить, чтобы Черный меч не ускользнул и не отправился вслед за пленниками из Нарготронда, приведя, быть может, помощь из Дориата. Ночь тянулась, и над пустынными землями снова нависло тяжелое молчание. Туор, смертельно уставший, уснул, закутавшись в плащ Ульмо; но Воронве выполз наружу и стоял, молча и неподвижно, как серый камень, вглядываясь во тьму зоркими глазами эльфа. На рассвете он разбудил Туора, и тот, выбравшись из норы, увидел, что погода в самом деле стала мягче и черные тучи разошлись. Загорался алый рассвет, и далеко впереди, на фоне огненного востока, Туор увидел вершины незнакомых гор. -Алаэ! Эред эн Эхориат, эред э'мбар нин! - тихо проговорил Воронве. Ибо он знал, что видит Окружные горы, стены королевства Тургона. Внизу, на востоке, в глубокой сумрачной долине протекал Сирион прекрасный, воспетый в песнях; а за рекой к подножию гор поднималась серая равнина, одетая туманом. - Вон Димбар, - сказал Воронве. - Ах, если бы мы были уже там! Враги редко осмеливаются забредать туда. По крайней мере, так было, пока Ульмо хранил Сирион. Но, быть может, теперь все изменилось - все, кроме реки: она по-прежнему опасна. Сирион в этих местах быстр и глубок, и даже эльдарам опасно переправляться через него. Но я вывел тебя туда, куда надо - вон серебрится брод Бритиах, вон там, на юге, где Восточный тракт, что некогда шел из Тараса, пересекал реку. Теперь никто не ходит по нему, ни эльфы, ни люди, ни орки - разве что в крайности: эта дорога ведет в Дунгортеб и опасные земли меж Горгоротом и Завесой Мелиан, и давным-давно заросла или превратилась в узкую тропку среди бурьяна и колючек . Туор посмотрел в ту сторону, куда указывал Воронве, и увидел вдали блеск незамерзшей воды, озаренной косыми лучами утреннего солнца; но за ней, на юге, там, где начинался Бретильский лес, клубилась тьма. Они осторожно спустились в долину и вышли на древнюю дорогу, шедшую от перекрестка на опушке Бретиля, где она пересекалась с нарготрондским большаком. Туор увидел, что они приближаются к Сириону. Берега были невысокими, и река, запруженная множеством камней , разбивалась на десятки мелких проток и рукавов и громко журчала меж валунами. Немного ниже река уходила в новое русло, текла дальше к лесу и исчезала в густом тумане, непроницаемом для глаз: то была Завеса Мелиан, охранявшая северные границы Дориата, но Туор этого не знал. Туор бросился к броду, но Воронве остановил его: - Мы не можем перейти Бритиах среди бела дня, - сказал он, - тем более пока есть опасность, что нас преследуют. - Значит, так и будем сидеть тут, пока не сгнием? - рассердился Туор. - Опасность будет всегда, пока стоит королевство Моргота. Идем! Переправимся под сенью плаща Ульмо. Воронве все еще медлил, обернувшись на запад; но дорога позади них была пуста, и все было тихо; слышался лишь шум воды. Он поднял глаза к небу - пустынному и серому, без единой птицы. Внезапно лицо Воронве просияло и он вскричал: - Отлично! Враги Врага все еще стерегут Бритиах. Орки сюда за нами не сунутся; накроемся плащом, и можно идти. - Кого ты там увидел? - спросил Туор. - Плохо же видят смертные люди! - ответил Воронве. - Я вижу орлов с Криссаэгрима, и они летят сюда. Вон, смотри! Туор вгляделся, и вскоре различил трех могучих птиц, летящих с дальних гор, что снова оделись туманами. Они медленно снижались, кружа в небе, и внезапно ринулись на путников; но прежде, чем Воронве успел окликнуть их, они с шумом взмыли и улетели на север вдоль реки. - Теперь идем, - сказал Воронве. - Если здесь и есть орки, они будут лежать носом в землю, пока орлы не улетят. Они сбежали вниз к реке и перешли Бритиах, частью по камням и галечным отмелям, частью по мелководью, по колено в воде. Вода была чистая и очень холодная, и мелкие заводи затянулись льдом, - но никогда, даже в Жестокую зиму в год гибели Нарготронда, смертельное дыхание Севера не могло остановить главное течение Сириона . На той стороне брода они нашли ущелье, похожее на русло иссякшего потока: теперь оно было сухим, но некогда бурная река, бежавшая с севера, с гор Эхориат, выточила его в скале, принеся к Бритиаху множество камней. "Наконец-то мы добрались до него, превыше всякой надежды! - воскликнул Воронве. - Гляди! Вот устье Пересохшей реки. Это и есть наша дорога." Они вошли в ущелье. Оно свернуло на север, и стены его вздымались все выше и выше, так что в нем стало темно и Туор начал спотыкаться о камни, которыми было усыпано сухое русло. - Если это и дорога, - сказал он, - она не для усталых ног. - Но это и есть дорога к Тургону, - сказал Воронве. - Тогда это совсем странно, - заметил Туор. - Почему же ее не стерегут? Я думал, тут огромные ворота и целое войско стражи. - Подожди, увидишь еще и ворота, и стражу, - ответил Воронве. - Это только подступы. Я назвал это дорогой; но по ней лет триста никто не проходил, кроме нескольких тайных посланцев; а Нолдор пустили в ход все свое искусство, чтобы скрыть ее от посторонних глаз. Ты думаешь, она на виду? А нашел бы ты ее, если бы тебя не вел один из Сокрытого народа? Уж наверно, ты решил бы, что она создана лишь ветрами и водами. А разве не видел ты орлов? Это народ Т'орондора, что некогда жил на самом Т'ангородриме, пока Моргот не был столь могуч, а со времен гибели Финголфина живет в горах Тургона . Только им, кроме Нолдор, известно Сокрытое королевство, и они несут стражу в небесах над ним, хотя до сих пор никто из слуг Врага не осмеливался летать по небу. Орлы сообщают королю обо всех, кто бродит вокруг. Будь мы орками, нас бы давно схватили и швырнули с высоты на скалы. - Не сомневаюсь, - сказал Туор. - А не думаешь ли ты, что вести о нашем приходе достигнут Тургона раньше нас самих? А хорошо это или плохо, тебе лучше знать. - Ни хорошо, ни плохо, - ответил Воронве. - В Хранимые врата нам все равно не войти незамеченными, будут нас ждать или нет; а там Стражники и сами увидят, что мы не орки. Но этого мало, чтобы пройти к Тургону. Ты, Туор, даже представить себе не можешь, какая опасность нас ожидает. Не прогневайся, если что - я тебя предупреждал. Здесь тебе в самом деле понадобится помощь Владыки вод. Я согласился вести тебя лишь потому, что надеялся на нее; а если Владыка не поможет, мы погибнем скорее, чем в глуши от голода и холода. Но Туор ответил: - Довольно гадать. В глуши нас ждала верная смерть, а в смерти у Врат я все-таки сомневаюсь, что бы ты ни говорил. Веди меня дальше! Много миль прошли они по этому изнурительному пути, пока не выбились из сил. Наступил вечер, и в глубоком ущелье сгустилась тьма. Они выбрались на восточный берег и увидели перед собой лабиринт холмов, уходивших к подножию гор. Вглядевшись, Туор увидел, что горы эти не были похожи ни на одни другие: их склоны, подобные отвесным стенам, вздымались уступами, как этажи гигантских неприступных башен. А день тем временем угас, все вокруг окуталось серой мглой, и Долина Сириона скрылась во мраке. Воронве нашел небольшую пещерку на склоне холма, обращенном к пустынному Димбару. Они залезли внутрь и затаились. Они доели последние крошки еды. Им было холодно, и они не спали, несмотря на усталость. Так Туор и Воронве вечером восемнадцатого дня хисиме, на тридцать седьмой день своего путешествия, достигли подножия башен Эхориата, преддверия королевства Тургона, избежав с помощью Ульмо и Проклятия, и козней Врага. Когда первые проблески дня пробились сквозь туманы Димбара, они снова спустились в Пересохшую реку, которая вскоре свернула на восток, приведя их к самым горам. Прямо над ними нависал огромный обрыв, отвесно вздымавшийся над крутыми берегами, оплетенными густыми зарослями боярышника. Каменистое русло уходило в заросли. Там все еще было темно как ночью, и идти пришлось очень медленно, потому что склоны тоже обросли боярышником; сплетенные ветви укрыли его плотной крышей, и иногда Туору с Воронве приходилось пробираться ползком, словно зверям, крадущимся в свою берлогу. Но в конце концов, продравшись к подножию обрыва, они увидели отверстие, похожее на тоннель, выточенный подземными водами. Они вошли туда. Там было совершенно темно, но Воронве уверенно шел вперед, и Туор следовал за ним, касаясь рукой его плеча и слегка пригнувшись - потолок был низкий. Так они пробирались вслепую, шаг за шагом, как вдруг почувствовали, что земля под ногами стала ровной и камни исчезли. Тогда они остановились, перевели дух и прислушались. Воздух был чистым и свежим, и они чувствовали, что находятся в большой пещере. Но все было тихо, не слышалось даже звона капель. Туору показалось, что Воронве колеблется, и он прошептал: - Где же Хранимые врата? Мы что, уже прошли их? - Нет, - ответил Воронве. - Но я не могу понять, в чем дело - странно, что чужаков пропустили так далеко и ни разу не окликнули. Я боюсь внезапного удара во тьме. Шепот их разбудил спящее эхо, и отзвуки умножились и разбежались под сводами и меж невидимых стен, словно десятки шепчущих голосов. И еще до того, как замерло эхо, Туор услышал в темноте голос, говорящий по-эльфийски: сперва на Высоком наречии Нолдор, которого Туор не знал, а потом на языке Белерианда, но с непривычным выговором - так говорят те, кто много лет провел в разлуке со своими сородичами . - Стоять! - приказал он. - Не двигаться! Не то умрете на месте, враги вы или друзья. - Мы друзья, - ответил Воронве. - Тогда делайте, что велено. Эхо их речей гулко разнеслось в тишине. Воронве и Туор замерли на месте; Туору показалось, что прошло очень много времени, и в его сердце заполз такой страх, какого не вселила в него ни одна опасность, встреченная в пути. Потом послышались шаги, отозвавшиеся в пещере тяжким топотом троллей. Внезапно кто-то достал эльфийский светильник, и направил свет на Воронве, стоявшего впереди. Туор не видел ничего, кроме ослепительной звезды во мраке. Он чувствовал, что, пока луч направлен на него, он не в силах ни убежать, ни даже пошевельнуться. Несколько секунд их продержали так в луче фонаря, а потом тот же голос велел: - Покажите лица! И Воронве откинул капюшон, и луч осветил его лицо, твердое и светлое, словно выточенное из мрамора; Туор словно впервые увидел, как он красив. Воронве гордо произнес: - Разве вы не видите, кто перед вами? Я Воронве сын Аранве из дома Финголфина. Уж не забыт ли я у себя дома за несколько лет? Я блуждал в краях, неведомых Средиземью, и все же помню твой голос, Элеммакиль. - Тогда Воронве должен помнить и законы своей страны, - ответили из тьмы. - Он ушел по велению государя и имеет право вернуться. Но за то, что он привел сюда чужеземца, он лишается этого права и подлежит королевскому суду, куда он должен быть отведен под стражей. Что касается чужеземца, он будет убит или взят в плен, по усмотрению Стражи. Пусть он выйдет вперед, чтобы я мог решить. Воронве вывел Туора на свет, и когда они приблизились, из тьмы выступили множество Нолдор в доспехах и при оружии, с мечами наголо. Они окружили пришельцев, Элеммакиль, начальник Стражи (это он держал светильник), долго и пристально разглядывал их. - Что с тобой, Воронве? - сказал он наконец. - Мы ведь старые друзья, и вот, ты ставишь меня перед тяжким выбором между законом и нашей дружбой. Если бы ты без дозволения привел сюда одного из Нолдор, это уже было бы тяжким проступком. Но ты показал Заветный путь Человеку, Смертному, - ибо по его глазам я вижу, кто он. Его же никогда не выпустят отсюда, раз он знает нашу тайну - я должен убить его как чужака, даже если он твой друг и дорог тебе. - Там, во внешних землях, случается многое, и на тебя может быть возложен нежданный труд, Элеммакиль, - ответил Воронве. - Странник возвращается не таким, как уходил. Содеянное мною сделал я по велению того, кто выше устава Стражи. Один лишь король вправе судить меня и того, кто пришел со мной. Тогда заговорил Туор, забыв о страхе: - Я пришел сюда с Воронве сыном Аранве, ибо он был назначен мне в провожатые Владыкой вод. Ради этого был он спасен от ярости Моря и Проклятия валаров. Ибо я пришел с посланием от Ульмо к сыну Финголфина, и ему я поведаю его. Элеммакиль взглянул на Туора с изумлением. - Кто же ты? - спросил он. - И откуда ты? - Я Туор сын Хуора из дома Хадора, и родич Хурина и, как мне говорили, эти имена ведомы жителям Сокрытого королевства. Из Невраста через множество опасностей пришел я сюда. - Из Невраста? - переспросил Элеммакиль. - А говорят, там никто не живет с тех пор, как наш народ ушел оттуда. - Верно говорят, - ответил Туор. - Пусты и холодны чертоги Виньямара. Но я пришел оттуда. Отведите же меня к строителю этого дворца. - Я не могу судить о столь важных делах, - сказал Элеммакиль. - Я выведу вас на свет, где виднее, и передам Хранителю Великих врат. Он отдал приказ, и Туора с Воронве окружили высокие стражники, двое впереди и трое позади; и начальник стражи вывел их из пещеры Внешней стражи. Они оказались в прямом проходе с ровным полом и шли по нему, пока впереди не показался слабый свет. Наконец они вышли к широкой арке, высеченной в скале и опиравшейся на высокие столбы. Арку преграждали подъемные ворота из цельных бревен, украшенных дивной резьбой и обитых железными гвоздями. Элеммакиль коснулся ворот, они бесшумно поднялись, и все вошли. Туор увидел, что они стоят на дне такой глубокой расселины, какую он даже представить себе не мог, хотя и немало странствовал в диких северных горах: по сравнению с Орфальх Эхор Кирит Нинниах была всего лишь крохотной щелкой в скале. Руками самих валаров были рассечены эти горы, в бурях древних войн в начале времен; стены расселины были такие крутые, словно в самом деле прорублены секирой, и взмывали на немыслимую высоту. Далеко вверху виднелась узкая полоска неба, и на темно-синем фоне вырисовывались черные пики и скалы, подобные клыкам; даже отсюда было видно, что они остры и безжалостны, как копья. Могучие стены были так высоки, что зимнее солнце не заглядывало туда, и хотя уже наступило утро, над горами слабо мерцали звезды, а здесь, внизу, было темно и дорогу, идущую вверх, освещали лишь тусклые фонари. Дно расщелины круто взмывало вверх, к востоку, и слева, рядом с речным руслом, Туор увидел широкую дорогу, вымощенную камнем, которая уходила наверх, скрываясь в темноте. - Вы прошли Первые врата, Деревянные, - сказал Элеммакиль. - Нам наверх. Надо спешить. Туору не было видно, далеко ли ведет дорога. Он вгляделся во мрак, и бесконечная усталость охватила его. Над камнями свистел ледяной ветер, и Туор плотнее запахнул плащ. - Холоден ветер Сокрытого королевства, - промолвил он. - Воистину так, - сказал Воронве, - и чужестранцу может показаться, что гордость сделала слуг Тургона бессердечными. Многие лиги разделяют Семь врат, и тяжки они для голодных и уставших в пути. - Не будь наши законы столь суровы, - ответил Элеммакиль, - Враг давно бы проник сюда хитростью и погубил нас. Но мы не бессердечны. Здесь еды нет, а вернуться назад за ворота чужестранец не может. Потерпите немного, у Вторых врат вы сможете поесть и отдохнуть. - Хорошо, - ответил Туор, и пошел дальше, как ему было приказано. Обернувшись назад, он увидел, что за ним следуют лишь Элеммакиль и Воронве. - Здесь стража не нужна, - объяснил Элеммакиль, догадавшись, о чем он подумал. - Из Орфальха нет пути назад ни эльфу, ни человеку. Они поднимались наверх, иногда по крутым лестницам, иногда по извилистой дороге, и тень отвесных стен угрожающе нависала над ними. Наконец в полулиге от Деревянных врат Туор увидел перед собой высокую стену, преграждавшую путь. На ней возвышались две могучих каменных башни. Дорога вела к высокой арке в стене, но казалось, что арка заделана одним огромным камнем. Его черная отшлифованная поверхность блестела в лучах белого фонаря, висевшего над аркой. - Вот Вторые врата, Каменные, - сказал Элеммакиль и, подойдя к ним, легонько толкнул камень. Камень повернулся на невидимой оси и стал ребром, и по обе стороны камня открылся проход; они вошли и оказались во дворе, где стояло множество вооруженных стражников, одетых в серое. Никто не произнес ни слова. Элеммакиль отвел своих пленников в комнату в северной башне; там им принесли хлеба и вина и позволили передохнуть. - Это немного, - сказал Элеммакиль Туору. - Но если твои слова подтвердятся, тебя щедро вознаградят за нынешние лишения. - Этого довольно, - ответил Туор. - Невелико мужество того, кто нуждается в большем. И в самом деле, хлеб и вино Нолдор так подкрепили его, что вскоре он уже снова торопился в путь. Немного погодя они вышли к новой стене, которая была еще выше и мощнее первой, и к Третьим вратам, Бронзовым - то были высокие двустворчатые двери, увешанные бронзовыми щитами и пластинами и изукрашенные причудливыми рисунками и надписями. Стену венчали три квадратных башни, с медными крышами и стенами, и медь эта благодаря какому-то секрету кузнечного мастерства оставалась всегда блестящей и горела огнем при свете красных фонарей, что, как факелы, стояли вдоль стены. Они опять вошли в ворота без единого слова, и увидели еще больший отряд стражи, в доспехах, что горели как уголья; а лезвия секир были красными. Большинство стражей при этих воротах были из синдаров Невраста. Теперь дорога стала труднее, ибо в середине Орфальха подъем был круче всего. Поднимаясь вверх, Туор увидел над собой самую мощную из стен. Наконец взошли они к Четвертым вратам, Вратам витого железа. Стена была высокой и черной, и ламп над ней не было. Четыре железных башни возвышались над ней, а в центре меж башен стояла железная статуя огромного орла. То был сам король Т'орондор, словно спустившийся из-под облаков. Туор взглянул на ворота, и не поверил своим глазам: ему показалось, что он смотрит на поляну, озаренную сиянием Луны, сквозь ветви и стволы неувядающих деревьев. Ибо сквозь кованые ворота сочился свет, а сами ворота были похожи на деревья с извивающимися корнями и сплетенными ветвями, покрытыми листвой и цветами. Проходя в ворота, он увидел, как это устроено: в толще стены были тройные решетки, каждая из которых составляла часть рисунка; а свет, что приникал сквозь них, был светом дня. Ибо они поднялись намного выше подножия гор, где начался их путь, и за Железными вратами дорога была совсем пологой. Они уже прошли середину Эхориат, горы стали ниже, ущелье шире, и стены его были не столь крутыми. Белый снег лежал на них, отражая и рассеивая свет, падавший с неба, и казалось, что ущелье затянуто мерцающей лунной дымкой. Они прошли сквозь ряды Железной стражи, стоявшие за воротами; черными были плащи, доспехи и щиты этих воинов, и лица их были скрыты забралами с орлиными клювами. Элеммакиль шел впереди, и Туор с Воронве следовали за ним сквозь легкий туман. Туор увидел, что вдоль дороги тянется полоска зеленой травы, а в ней, как звезды, мерцают белые цветки уилоса, незабвенники, что не знают ни зимы ни лета и цветут не увядая ; и так, дивясь и радуясь, вышел он к Серебряным вратам. Стена Пятых врат, невысокая, но широкая, была выстроена из белого мрамора, а по верху шла серебряная решетка, соединявшая пять огромных мраморных шаров; и на стене стояло множество лучников, одетых в белое. Ворота, подобные полумесяцу, были выкованы из серебра и украшены сотнями жемчужин из Невраста; а над ними, на среднем шаре, стояло изображение Белого Древа, Тельпериона, из серебра и малахита, а цветы его были сделаны из лучших баларских жемчужин . А за воротами, на широком дворе, вымощенном зеленым и белым мрамором, стояли лучники в серебряных доспехах и шлемах с белыми султанами, сто воинов с каждой стороны. Элеммакиль провел Туора с Воронве сквозь безмолвные ряды лучников, и пришельцы вступили на длинную белую дорогу, прямую, как стрела, бежавшую к Шестым вратам; и чем дальше, тем шире становилась полоса травы вдоль дороги, а среди белых звездочек уилоса раскрывалось золотые очи крохотных желтых цветков. Так пришли они к Золотым вратам, последним из тех, что выстроил Тургон до Нирнайт; они были очень похожи на Серебряные, только стена была из желтого мрамора, а шары и ограда - из червонного золота; шесть шаров стояло на стене, а посередине, на золотой пирамиде, возвышалось изображение Лаурелин, Солнечного Древа, с топазовыми цветами, собранными в кисти, висевшие на золотых цепочках. А сами ворота были украшены золотыми дисками со множеством лучей, подобными Солнцу, и диски окружал причудливый узор из топазов, гранатов и желтых алмазов. [может, лучше янтарь?] Во дворе за воротами стояли три сотни лучников с длинными боевыми луками. Доспехи их были вызолочены, и золотые перья вздымались над шлемами, а большие круглые щиты алели, как пламя. За Шестыми вратами дорога озарялась солнцем, потому что стены ущелья по обе стороны были низкими и зелеными, лишь поверху лежал снег; Элеммакиль ускорил шаг, ибо они приближались к последним, Седьмым вратам, именуемым Великими, Стальным вратам, сделанным Маэглином после возвращения с Нирнайт и стоявшим у выхода из Орфальх Эхор. Стены там не было; по краям стояли две могучих круглых башни со множеством окон. Башни вздымались семью ярусами и заканчивались стальными шпилями, блестевшими на солнце, а соединяла их нерушимая стальная изгородь, что не ржавела и сияла холодным блеском. Семь стальных столпов держали ее, высоких и мощных, как молодые сосны, и каждый венчался наконечником, острым, как игла; столпы же соединялись семью стальными перекладинами, и в каждом промежутке стояло семижды семь стальных прутьев с широкими копейными наконечниками. А в центре, над средним, самым высоким столпом, горело неисчислимыми алмазами огромное изображение шлема короля Тургона, короны Сокрытого королевства. Туор не видел никаких ворот и проходов в этой мощной стальной изгороди. Когда он подошел ближе, ему показалось, что за решеткой вспыхнул ослепительный свет, и он зажмурился в страхе и изумлении. А Элеммакиль вышел вперед, и не толкнул ворота, но ударил по стальной перекладине, и изгородь зазвенела, подобно многострунной арфе, издавая чистые звуки, которые слагались в мелодию, переливавшуюся от башни к башне. В воротах башен тотчас же появились всадники, и впереди всех выехал из северной башни всадник на белом коне; он спешился и зашагал навстречу пришельцам. Высок и благороден был Элеммакиль, но еще выше и величественнее казался Эктелион, Владыка фонтанов, бывший тогда Хранителем Великих врат . Серебряные одежды облекали его, и на верху его сияющего шлема было стальное острие, увенчанное алмазом; и когда он передал оруженосцу свой щит, тот засверкал, словно усыпанный дождевыми каплями - то были тысячи кристаллов хрусталя. Элеммакиль поклонился ему и произнес: - Вот, я привел сюда Воронве Аранвиона, вернувшегося из Балара; а это чужестранец, которого он привел сюда, ибо тот просит дозволения видеть короля. Эктелион обернулся к Туору, но тот закутался в свой плащ и молча смотрел в лицо Эктелиону; и Воронве показалось, что Туор оделся туманом и стал выше ростом, так что верх его остроконечного капюшона возвышался над шлемом эльфийского владыки, словно гребень серой волны, вздымающейся над берегом. Эктелион же вгляделся в Туора зоркими очами и, помолчав, сурово произнес: - Ты пришел к Последним вратам. Знай же, что ни один чужестранец, пройдя их, не выйдет отсюда, разве что дорогой смерти. - Не накликай беды! Если посланец Владыки вод выйдет этой дорогой, все живущие здесь последуют за ним. Не преграждай пути посланцу Владыки вод, о Владыка фонтанов! Воронве и все, стоявшие вокруг, в изумлении воззрились на Туора, дивясь его словам и его голосу. И Воронве показалось, что он слышит другой голос, мощный, но взывающий издалека. А самому Туору показалось, что он слышит свой собственный голос со стороны, словно кто-то другой гласит его устами. Несколько минут Эктелион стоял молча, всматриваясь в Туора, и постепенно лицо эльфийского владыки исполнилось благоговения, словно в серой тени плаща Туора он узрел какие-то дальние видения. Потом он низко поклонился, подошел к изгороди и толкнул ее обеими руками, и по обе стороны столпа с Короной распахнулись створки ворот. И Туор вошел и, выйдя на зеленый луг на горе, увидел пред собой в долине Гондолин средь белых снегов. И долго стоял он и смотрел, не в силах отвести глаз; ибо наконец узрел он свою мечту, являвшуюся ему во сне. Так стоял он, не говоря ни слова. И молча стояли вокруг него гондолинские воины; все семь воинств Семи врат были тут; а их вожди и военачальники восседали на конях, белых и серых. В изумлении взирали они на Туора, и у них на глазах его плащ спал с него, и он явился пред ними в могучих доспехах из Невраста. И немало там было таких, кто видел, как сам Тургон повесил это оружие на стену над высоким троном Виньямара. И тогда Эктелион наконец заговорил и сказал: - Не нужно других доказательств; и даже имя сына Хуора не столь важно, как то, что сей воистину прислан самим Ульмо .  Copyright (c) Портал Средиземья |
